После обеда, в котором главенствующую роль играет громадный каспийский осетр, садятся к видеомагнитофону, и луч лазера начинает выписывать на огромном плоском экране безобразия римского императора Калигулы.
Тут выясняется, что артисту надо ехать на выступление, но все водители уже не в состоянии управлять машинами. Только недотепа — владелец "Жигулей" — трезв и может ему помочь. Водители, которым накрыто под яблоней, провожают машину возгласами презрения и начинают доказывать друг веред другом полную независимость свою и своих хозяев от работников ГАИ.
Обед незаметно переходит в ужин, а день — в вечер. Потихоньку гости начинают исчезать кто куда и кто с кем — зреют зерна будущих скандалов, разводов, анонимных писем и великосветских сплетен.
Хозяева окончательно добивают гостей пельменями из мяса белого медведя. Вернувшийся жигулист-недотепа тщетно разыскивает свою жену, которую, собственно, и приглашали сюда для этого. Дядя Витя вовремя усыпляет его бдительность веселым общественно-политическим анекдотом и стаканом чистого спирта, уверяя, что спирт при языке — милое дело…
Долго еще будет бушевать молодежь во флигеле, но и она в конце концов угомонится — сын дяди Вити, поскользнувшись на банановой кожуре, врежется полулысой панк-головой в "Акаи" и разрушит ее…
…Истлевшая банановая кожура до сих пор валяется во дворе, но дом пуст. Нет ни книжных полок, ни "Людовика", ни "Шарпа". В стенах кое-где зияют ниши — там у хозяев было самое дорогое. Пусты гаражи и флигель. Кипучая, беззаботная, отчаянно-веселая жизнь ушла отсюда, как ушла она из некоторых других домов в окрестностях — ушла, гонимая грозной и неумолимой гостьей, имя которой — конфискация имущества…
г. Красноярск
МУЗА ПАВЛОВА.
Шпионы
(маленькая пьеса для балагана)
Купе поезда. Друг против друга сидят два шпиона в штатском. Один с бакенбардами. Другой в розовых очках.
1 ШПИОН. Ну и жара.
2 ШПИОН (ледяным тоном). А вы снимите бакенбарды, вам будет гораздо прохладнее.
1 ШПИОН (пораженный). Откуда вы взяли… у меня свои волосы…
2 ШПИОН. Бросьте темнить, Клопп. Вы дешифрированы. (Снимает очки.)
1 ШПИОН (еще более пораженный). Доктор Дивано! Я вас не узнал!
2 ШПИОН (хладнокровно). Я изменил выражение лица.
1 ШПИОН. Да, да, теперь вижу…
2 ШПИОН. Но вы молодцом, с этими бакенбардами. Вас почти нельзя узнать.
1 ШПИОН. Однако вы узнали.
2 ШПИОН. Только по вашей манере плевать мимо урны. Я шел за вами на перроне.
1 ШПИОН (смущен). Да, действительно… я плюнул мимо…
2 ШПИОН. Сколько я вас знаю, вы еще ни разу не плюнули в урну. Всегда рядом. Согласитесь, что это уже почерк.
1 ШПИОН. Пожалуй… (Снимает бакенбарды.) Какая жара!
2 ШПИОН. Да, жарко. В отпуск? Или на задание?
1 ШПИОН. На задание. А вы?
2 ШПИОН. Тоже. Что-нибудь головоломное? Ваш шеф любит такое.
1 ШПИОН (обмахиваясь бакенбардами). Весьма. Надо изъять бумаги из стола начальника разведки генштаба одной враждебной нам страны, доставить на родину и в тот же день вернуть обратно.
2 ШПИОН. Классика. В 61-м году у меня было посложнее. Я должен был изъять один важный документ, доставить его на родину и вернуть обратно в сейф начальника разведки, но вернуть малой скоростью!
1 ШПИОН. Как это?
2 ШПИОН. Вам известно, что рояли перевозят малой скоростью?
1 ШПИОН. Да, но причем тут вы?
2 ШПИОН. Дело в том, что в рояле был я. Я должен был во что бы то ни стало проникнуть в квартиру начальника разведки, так как на работе у него был ремонт и сейф с документами хранился дома. Более того, он хранился в комнате его жены, задрапированный, как тумбочка для цветов.
1 ШПИОН. И что же? Как вы это сделали?
2 ШПИОН. Очень просто. Мое правительство послало в дар его жене прекрасный новый рояль. А в рояле был я.
1 ШПИОН. Но вас могли обнаружить?
2 ШПИОН. Могли. К счастью, в семье никто не умел играть на рояле. Но один раз я был на волосок от гибели — когда пришел настройщик. Он настраивал три часа и развел такую пыль, что я едва удерживался, чтобы не чихнуть. Это была пытка.
1 ШПИОН. И долго вы были в таком положении?
2 ШПИОН. Два месяца.
1 ШПИОН. А чем вы питались?
2 ШПИОН. В основном молью. Хуже всего было, когда прислуга насыпала в рояль нафталин. Моли не стало, и я чуть не умер с голода.