– Еще бы. Он перерисовал все здешние холмы, а его картины висят в галереях по всему миру.
– Подумать только. И ты считаешь, это его ящик?
Лили кивнула.
– Что ж, тогда лучше вернуть его хозяину.
– Не получится, – покачала головой Лили. – Он умер. По крайней мере, так говорят. Как-то раз они с Фрэнком Спейном ушли рисовать в холмы, и больше о них никто не слышал.
Лили принялась листать страницы, пока не добралась до небольшого раздела, посвященного Спейну. Джонсон выделялся среди «натуралистов», как луна среди звезд; его живая, энергичная манера узнавалась с первого взгляда абсолютно всеми – даже теми, кто не слышал его имени. Спейн же входил в группу молодых художников, которых Джонсон и его компания взяли под крыло. Он был не так известен, но уже успел показать себя талантливым живописцем – незадолго до того, как они с Джонсоном отправились в свое последнее роковое путешествие.
Обо всем этом Лили прочитала в книге, которую почти выучила наизусть. Она получила ее в подарок от Харлин Уэлч несколько лет назад. С тех пор Лили мечтала стать такой, как «натуралисты» – особенно Джонсон. Необязательно в стиле письма. Нет, ей хотелось научиться тоже привносить в живопись собственный взгляд. Пропустить через себя целый мир своих любимых холмов и лесов – и запечатлеть их так, чтобы другие увидели их ее глазами, поняли ее любовь к ним и захотели бы защитить их, как защищала она.
– Это было двадцать лет назад, – добавила Лили. – Тела до сих пор не нашли.
Двадцать лет. С ума сойти. И все это время ящик пролежал в лесу.
– Никогда не думала, что рисование может быть таким опасным, – заметила тетушка.
– Все может быть опасным, – откликнулась Лили. – Так говорит Бо.
Тетушка кивнула и, перегнувшись через стол, развернула к себе книгу.
– И ты хочешь оставить ящик себе?
– Пожалуй.
– Но у этого Джонсона должны быть наследники. Разве нам не стоит с ними связаться?
Лили покачала головой.
– Джонсон был сиротой, как и я. Так что мы можем только сдать ящик в музей, где его задвинут в какой-нибудь пыльный шкаф.
– Даже рисунки?
– Ну, их, наверное, нет. Но ящик на экспонат точно не тянет…
Лили сгорала от желания испробовать найденные краски и кисточки. У нее никогда не было денег ни на то, ни на другое.
– Что ж, – сказала тетушка. – Полагаю, раз ты его нашла, тебе и решать, что с ним делать.
– Угу.
«Кто нашел, берет себе», гласит старая пословица. Но Лили не могла отделаться от чувства, что ее сокровище – особенно рисунки – принадлежит всем, а не только долговязой рыжей девчонке, которая и наткнулась-то на него случайно, блуждая по лесу.
– Мне нужно об этом подумать, – наконец решила она.
Тетушка кивнула и отправилась ставить чайник.
Следующее утро прошло в обычных хлопотах. Лили покормила цыплят, отложив пару пригоршней зерна для воробьев и других пичуг, которые в нетерпении следили за ней с окрестных деревьев. Затем подоила корову и отлила немного молока в блюдце: стоило ей управиться, как из леса появлялись кошки и начинали мурлыкать и тереться о ее ноги, пока она не ставила блюдце на крыльцо. Когда Лили закончила пропалывать сад, утро уже перевалило за середину.
Девушка собрала ланч и положила его в наплечную сумку – вместе с плотницкими карандашами и стопкой коричневых листов, которые она нарезала из бакалейных пакетов.
– Снова в лес? – поинтересовалась тетушка.
– Я вернусь к обеду.
– А ящик не возьмешь?
Лили заколебалась. Колпачки тюбиков заржавели, но когда она надавила на тонкую металлическую оболочку, та послушно прогнулась. Краски все еще были мягкими; кисточки тоже не пострадали. Но пустить их в дело казалось неправильным. Во всяком случае, пока.
– Не сегодня, – наконец ответила Лили.
Едва переступив порог, она увидела пару псов. Они неслись к ней, взрывая когтями землю. Это были собаки Шафферов. Макс и Кики – один темно-каштановый, другая белая с черными отметинами. Вместе они являли собой настоящий заряд короткошерстного жизнелюбия. Шафферы жили рядом с Уэлчами, чья ферма стояла в самом конце тропинки. Та ответвлялась от проселочной дороги и бежала мимо тетушкиного дома и леса – всего-то час пути, если идти вдоль ручья. Собаки у Шафферов были что надо: не гонялись за коровами, не дурачились сверх меры – и чуть ли не каждый день сопровождали Лили на прогулках.
Псы так и приплясывали вокруг, пока она шла через сад. Возле Яблоневого Человека – так тетушка называла самое старое дерево в саду – Лили остановилась, вытащила припасенное с завтрака печенье и положила его между корней. Эта привычка уже много лет была частью ее ежеутреннего ритуала – наряду с пригоршней зерна для птиц и блюдцем молока для кошек. Тетушка частенько поддразнивала племянницу – дескать, все окрестные мыши и еноты должны на тебя молиться.