Художник поднялся на нетвердые ноги и оглядел пещеру, будто впервые. Лили тоже встала.
– Если бы у меня были краски… – неуверенно начал он.
– Я принесла этюдник Майло Джонсона, – ответила Лили. – Там полно красок.
Фрэнк просиял. Не успела Лили и глазом моргнуть, как он сжал ее руки, поцеловал – прямо в губы, поцелуем горячим и нежным, – и нагнулся за ящиком.
– Я его помню, – сказал Фрэнк, перебирая тюбики с красками. – Мы бродили по лесу, выискивая хорошую натуру для пейзажа – хотя для Майло любая натура была хороша, – а потом он вдруг бросил этюдник под дерево и пошел прочь. Я его звал, но он словно оглох – даже не повернулся, чтобы посмотреть, иду ли я за ним. Наконец мы вышли к этой пещере, и тогда… тогда… – Фрэнк поднял глаза на Лили. – Не знаю точно, что случилось. Мы просто зашли в пещеру, а через секунду уже оказались в другом месте.
– Значит, стены разрисовал не Майло?
– Я такого не помню. Но вряд ли бы он стал это делать. Майло мог создать любую картину силой воображения, вообще не притрагиваясь к кисти и холсту. А потом описать ее мазок за мазком – даже спустя много лет.
– Да, я читала об этом в книге.
– Хм…
Фрэнк покосился на рисунки.
– Это должна быть особенная картина, – пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к Лили. – Простая – но такая, что в нее вместились все чувства и суть человека.
– Икона, – откликнулась Лили, вспомнив слово из другой своей книги.
Фрэнк кивнул и вытащил из ящика одну краску – жженую умбру, темную и насыщенную.
– А потом? – спросила Лили. На ум ей снова пришли слова Яблоневого Человека. – Допустим, ты выберешь правильный рисунок, и он откроет дверь в другой мир. Что ты будешь делать тогда?
Мужчина взглянул на нее, озадаченный.
– Шагну внутрь, конечно. И окажусь по ту сторону.
– Но зачем? Чем тот мир настолько лучше нашего? Я хочу сказать… Когда ты войдешь в дверь, то перечеркнешь все, чем мог бы стать здесь.
– Каждый выбор в нашей жизни перечеркивает все прочие. Это все равно что переехать в другой город, но более радикально. – Фрэнк помедлил, подбирая слова. – Там не столько лучше, сколько иначе. Там я впервые почувствовал себя на своем месте. А здесь у меня ничего не осталось – кроме мучительного желания снова увидеть Госпожу и ее зачарованные леса.
– Мне знакомо это желание, – сказала Лили, вспомнив о своих бесконечных поисках фэйри в детстве.
– Ты даже не представляешь, – вдохновенно продолжал Фрэнк. – Там все излучает собственный свет…
На несколько долгих секунд в пещере воцарилась тишина. Мужчина молча смотрел на Лили.
– Ты можешь пойти со мной, – сказал он наконец. – И увидеть все своими глазами. Тогда ты поймешь.
Девушка покачала головой.
– Я не могу. Не могу бросить тетушку – вот так, ничего не сказав. Только не после всего, что она для меня сделала. Она мне ведь даже не родная – но теперь ближе, чем родная.
Лили выждала один удар сердца, вспоминая силу его рук, теплоту его поцелуя.
– Но ты мог бы остаться здесь.
Настала очередь Фрэнка качать головой.
– Я не могу.
Лили кивнула. Она понимала. Будь ее воля, она сама не раздумывала бы ни секунды.
Девушка наблюдала, как Фрэнк отвинчивает колпачок тюбика и выдавливает на ладонь длинную полосу темно-коричневого пигмента. Затем он отыскал на стене свободное местечко, обмакнул палец в краску, поднял руку – и неожиданно замер.
– У тебя получится, – подбодрила его Лили.
Да, она не могла с ним уйти. Да, она хотела, чтобы он остался. Но она знала достаточно, чтобы не пытаться его удерживать. Это было все равно что водить дружбу с диким зверем. Его можно поймать, привязать к себе, не пускать на волю – но его сердце никогда не будет тебе принадлежать. Дикое сердце, за которое ты его полюбил, зачахнет и перестанет биться. А разве с друзьями так поступают?
– Получится, – тихо повторил Фрэнк и улыбнулся ей. – Это часть волшебства, да? Нужно изо всех сил верить, что сработает.
Лили понятия не имела, по каким правилам действует магия, но все равно ответила утвердительным кивком.
Фрэнк снова поднял руку и принялся что-то напевать себе под нос. Лили узнала почти-музыку, которую слышала раньше, но теперь смогла разобрать и мелодию. Девушка не знала ее названия, но местная группа время от времени играла ее на танцах в амбаре. Кажется, там было слово «фея».
Палец Фрэнка так и летал над скалой, прокладывая красочные линии. Лили не сразу поняла, что он рисует стилизованный дубовый лист. Наконец он положил последний мазок и отступил на шаг.
Никто из них не знал, чего ожидать – и ожидать ли вообще. Через несколько секунд Фрэнк перестал напевать и вытер руку о штанину, не обращая внимания на размазавшуюся по ткани краску. Плечи мужчины поникли. Он обернулся к Лили, но прежде чем успел произнести хоть слово, девушка воскликнула: