Клемент, обреченный жить с тяжкими воспоминаниями, вдруг живо представил их первую трагическую встречу… и образы Лукаса и Питера, и сцену наказания Лукаса, и собственный обморок, а также странный вид этих двух колдунов, источавших взаимные восторги и круживших вместе, как фавны в любовном танце. И тут же, в некой неотъемлемой связи, Клементу вспомнилась последняя фраза, сказанная ему Питером: «Присматривай за братом». Эти слова глубоко потрясли Клемента, запечатлелись в его сердце.
«Что ж, — подумал он, — я старался присматривать за ним, но это оказалось бесполезным. А сильно ли я старался?»
Тогда впервые, но далеко не в последний раз, Клемент озадачился вопросом:
«Возможно, слова Питера относились к будущему? Да, всю оставшуюся жизнь мне придется невольно и тайно задумываться над всеми этими загадками, не находя в них никакого смысла. Скорее всего, каждому человеку суждено тащить какую-то тяжкую, но неотвратимую ношу. Так уж устроен человек. Чертовски странная история».
Клемент помог Луизе встать и подвел ее к окну. В небе над морем низко клубились пухлые и величественные облака. Словно причудливые комья пены, они медленно шествовали своей белоснежной процессией, окаймленной снизу золотом солнца. Само море слабо серебрилось у горизонта, а ближе различались очертания украшенных мерцающими пенными гребнями волн, которые несли свои темно-серые воды к берегу и, теснясь, разбивались о камни.
Взгляни, Луиза, какое замечательное море, все эти птицы… Вон бакланы летят строем, и черноголовые чайки, и кулики, и крачки, а вон возвращается с охоты цапля. А за ней и Мой лезет по скалам. Видишь, мелькает ее синее платье? Она рассматривает что-то в лужице, а вон там как раз спускается с холма Беллами, и Анакс бежит перед ним к дому.
Луиза, опираясь на руку Клемента, обозревала живописную картину.
Да, да… и все же я беспокоюсь за Мой.
Может, нам стоит подарить ей кошку?
Нет, она очень любила Тибеллину, и думаю, что ее не заменит никакая другая кошка. А еще я тревожусь за Сефтон и Харви.
Они же обещали повременить со свадьбой. Пусть поживут этот год, а потом женятся. У них все будет в порядке.
Да. Но я заставила их пообещать это. Возможно, я поступила глупо.
Я сказал им, что таким будет их испытание! Это позабавило их, они так романтичны… и так любят друг друга, они понимают, что такой срок — сущий пустяк, ведь впереди их ждет вечное блаженство.
Надеюсь, в Италии с ними ничего страшного не случится. Интересно, где они сейчас, в этот самый момент…
В этот самый момент Сефтон и Харви стояли на мосту, том самом знаменитом своей длиной и высотой мосту, с которого, замыслив самоубийство, спрыгнуло множество людей, включая даже нескольких выдающихся личностей. Солнце сияло в безоблачном небе, заливая своим светом склоны глубокого ущелья, густо поросшие кипарисами и пиниями, его темную мрачную пропасть, поблескивающую на дне ленту реки и полуразрушенный Римский мост. Покой, тишина и уединение. Лишь два молодых и пытливых обозревателя. Харви заранее рассказал Сефтон (хотя она и так все знала) о времени постройки моста, о сиганувших с него самоубийцах, о ближайшем городке с кафедральным собором и красивой площадью, об ущербе, причиненном войнами, о связи собора с именем Кривелли [90]. Они прибыли в этот городок утром на рейсовом автобусе и, устроившись в отеле, сразу отправились к мосту. Обещание отложить свадьбу на год они дали с готовностью. (Правила целомудрия можно было отнести к другой сфере действий.) Общение друг с другом приносило им столько счастья, что какой-то год для их вечной любви, в сущности, не имел особого значения. Их также порадовало приобщение к семье Клемента. Сефтон, лучше всех понимавшая горе матери, очень беспокоилась, как Луиза переживет ужасную потерю старшей дочери. Сефтон и сама горевала об Алеф и сильно тревожилась о судьбе Мой. Они с Харви часто вспоминали Мой и решили, что отныне будут ненавязчиво присматривать за ней. Им уже казалось, что Мой стала их ребенком. О своих будущих детях они также разговаривали.