— Ты же говорила, что там мне придется слишком дорого платить врачам.
— Неужели? Но теперь ты выглядишь гораздо лучше. Ты просто решил покарать самого себя, отказавшись от целой поездки из-за одной-единственной досадной случайности, чтобы иметь право назвать ее роковой.
— О, прошу, maman, замолчи!
— А знаешь, мне тоже хочется расписаться на твоем гипсе. Не стоит упускать такую шикарную возможность.
— Ох, пожалуйста, не надо!
— Дай-ка мне ручку или что-нибудь пишущее.
Харви достал из кармана фломастер и покорно положил гипсовую ногу на соседний стул.
— Так, подержи-ка мою сигарету.
Свесившись с кровати, Джоан написала на гипсе слова, произнесенные проходившим по мосту итальянцем, которые Харви повторил ей.
Он рассмеялся, возвращая ей сигарету, и переместил на пол тяжелую конечность, старательно придерживая ее руками. Его оценивающий взгляд остановился на матери. Белое неглиже — сама мягкость, — казалось, было сделано из ваты, горловина обшита легкими белыми перышками, из-за которых кое-где выглядывала розовая ночная сорочка. Харви не понравилось, что его мать выглядит слишком женственно. Она, очевидно, успела припудрить нос, свой милый и лишь слегка retrousse носик, и его бледность странно выделялась на ее лице, еще лишенном великолепной маски макияжа, который так магически преображал ее внешность. Длинная тонкая рука вынырнула из пушистого рукава и поправила змеившиеся по подушке темно-огненные локоны. Еще не накрашенные ресницы затрепетали, и прищуренные глаза сверкнули опасным игривым светом. Мать и сын разглядывали друг друга.
— От такого моего взгляда обычно у мужчин крышу сносит, как после бакарди!
— «Я способен на все, но только не с тобой», — с усмешкой пропел Харви.
— Славная старая песенка, помню, наши девочки раньше пели ее, теперь не пишут таких хороших песен, нынче модно орать без конца какую-нибудь дурацкую фразу. И как же поживают клифтонские весталки?
— Так же, как всегда. Тишь да гладь да божья благодать.
— Ну, вся эта благодать может измениться в мгновение ока. Алеф, скромно начищающая свои очаровательные крылышки, как голубица, обернется валькирией и выскочит замуж за миллиардера. Ну а Сефтон, полагаю, будет стойко держать оборону и в итоге, оставшись старой девой, возглавит какой-нибудь тоскливый колледж. Но вот Мой…
— Алеф сказала, что Мой станет потрясающей женщиной.
— Да. Это будет нечто потрясающее, возможно, даже чертовски опасное. Я не стала бы говорить этого Луизе, ее я успокаивала тем, что Мой, наверное, будет декорировать цветами церкви. Но мне она представляется колдуньей…
— Сhére maman, колдунья у нас ты!
— И это не просто противный признак женского созревания, в ней есть нечто безумное, и оно может воплотиться в ужасное…
— Никогда! Она такая добрая и обожает всех, даже жучков и паучков…
— Лиха беда начало… Да помогут Небеса ее мужу, она может превратить его в мышь и держать в клетке. Интересно, не надеется ли она, что Клемент дожидается, пока она вырастет? У него просто дар вечной молодости. Он мог бы стать славным мышонком. Насколько я понимаю, Мой без памяти влюблена в него. Хвала Небесам, что ты воспринимаешь их всех как сестер. Послушай, Харви, тебе нужно, нет, ты просто обязан жениться на богатой девице. У тебя прекрасные внешние данные, и пора уже становиться серьезным. Что ты думаешь, к примеру, о Розмари Адварден…
— О, пожалуйста, не утомляй меня, прошу, оставь меня в покое!
— Тебя утомляют такие темы? Ждешь, пока я совершу самоубийство или растворюсь в тумане забвения с Хэмфри Хуком!
После некоторого раздумья Харви решил, что Джоан употребила сленговое название каких-то наркотиков, или — в переносном смысле — смерть. Он не воспринимал всерьез ее угрозы, но терпел их с трудом.
— Я хочу, чтобы ты перестал так часто бывать в их доме. На самом деле клифтонские девицы подобны зомби, все они завороженные спящие красавицы. Луиза проспала всю свою жизнь. Господи, Клифтон просто пропитан женским целомудрием.
— Луиза очень умный и деятельный человек, насколько я знаю, она не выдумывает себе никаких волшебных миров…
— Так ты полагаешь, что я выдумываю? Все понятно, ты считаешь, конечно, что Луиза стала тебе настоящей матерью…
— Ничего подобного…
— Ты всегда защищал твоего отвратительного папашу…
— Ты вспоминаешь слова шестилетнего мальчика!
— Да, а потом ты продолжал изливать свою душу Луизе…
— Умоляю, не начинай старую песню, она такая занудная…
— Мой отец спускал деньги в карты, твой папаша стащил их, а теперь ты…
— Может, ты хочешь, чтобы я отказался от учебы в университете и устроился работать ничтожным клерком в какую-нибудь контору?