Они не спеша поплыли к берегу.
— Как велика Вселенная! — воскликнула Розмари.
— Вселенная бесконечна.
— Что значит бесконечность?
— Бесконечность — это то, что не имеет ни начала, ни конца.
— А что представляет собой человек в этой бесконечности? Наверное, ничего.
— Наоборот, человек больше бесконечности, поскольку он познал бесконечность и таким образом поместил ее в своем сознании.
Они вышли на берег, и только сейчас Розмари заметила шрам на его плече:
— Это… от пули?
— Да, снайперской, у Новороссийска.
— А это? — она слегка дотронулась до его бедра.
— Это под Ворошиловградом.
— Ну прямо-таки карта Европы, — сказала Розмари с грустной улыбкой.
Она смотрела на Александра с удивлением и сочувствием. Потом осторожно положила ладонь ему на грудь:
— Это та самая, верно?
— Да. Тот самый осколок, что ошибся всего на четыре миллиметра.
— Разве это не опасно?
— Нет. Организм создал вокруг него капсулу. Он и сидит себе спокойно.
— А если он сдвинется и кровь подтолкнет его к сердцу?
— Врачи говорят, что такое почти невозможно.
— Почти?! В данном случае это «почти» становится очень рискованным понятием. А это где вас ранило? — Розмари показала на длинный шрам на ноге.
— Это ранение, полученное на фронте детства, — засмеялся Александр. — Подо мною сломалась ветка черешни, и я оказался на земле.
Розмари тоже засмеялась, закинув голову. Как это с ней случалось, в следующую минуту она снова стала серьезной.
— Скажите… когда вы стояли лицом к лицу со смертью, кого вы вспоминали тогда?
— Многих… Если б человек умирал только сам для себя, тогда смерть не была бы так тяжела.
Розмари села на камень и, освещенная призрачным лунным светом, как печальный ангел, смотрела на Александра.
— О чем вы думаете? — шепотом, как будто их могли услышать, спросила она.
— О разлуке. Знаете, каждая разлука похожа на смерть. Разница только во времени… Розмари!
— Да?.. — Она мгновенно подалась к нему, встревоженная тем, как он произнес ее имя.
— Не уезжайте… — тихо попросил он.
Она помолчала некоторое время, потом произнесла неожиданно спокойно и твердо:
— Давайте не будем говорить о невозможном.
— Эх, в старину у нас в Грузии этот вопрос решался очень просто, — полушутливо, полусерьезно сказал он. — В темную ночь подкрадывались к любимой, набрасывали на нее бурку, сажали на коня и похищали.
— Замечательное было время! Эмансипация погубила нас, женщин. Это вы ее придумали, мужчины.
— А вы откажитесь от эмансипации, — задиристо сказал Александр.
— Поздно. Теперь, наоборот, жизнь нас ведет к матриархату.
— Так вот, знайте, когда наступит эра матриархата, мы, мужчины, и пальцем не пошевелим, чтоб завоевать свои права. Навечно покоримся вам.
Розмари, ничего не ответив на эту тираду, бросилась в море, смеясь от всей души, стала брызгать в Александра водой.
— Ну и хитрые же вы! С нами у вас такие штучки не пройдут! — крикнула она Александру, уже отплывая от берега. — Догоняйте!
Александр разбежался, нырнул в воду и, не выплывая на поверхность, поплыл за ней.
Розмари отплыла довольно далеко и оглянулась. Но за ней была лишь зеркальная гладь воды. Она забеспокоилась.
— Хей!
Ни звука… Тогда она отчаянно закричала:
— Александе-е-ер!
Вынырнув за ее спиной, Александр, хохоча от удовольствия, что так удачно разыграл ее, передразнил:
— Александе-е-ер!
Она засмеялась сквозь слезы:
— Почему вы обманули меня? Почему? Как я испугалась! Вот вам за это! Вот вам!
Розмари брызнула в него водой, он ответил ей тем же. Войдя в азарт, они и не заметили, как очутились в объятиях друг друга. Розмари вдруг затихла.
Они лежали на спине, широко раскрыв глаза, лицом к лицу со Вселенной, и молчали, боясь разрушить возникшее вдруг чувство близости.
— Когда вы уезжаете? — нарушил молчание Александр.
— Давайте не будем об этом думать. Вы ведь сами сказали, что каждая разлука похожа на смерть. Человек не должен знать, когда он умрет. Лучше послушаем тишину…
И тогда было такое спокойное море и тот же берег. Только покрытый снегом. В море резвились «моржи» из Сашиной роты и среди них Кунаев, Назаров, Климов.
Молодой солдат Саша Бибилейшвили сидел на берегу и смотрел па купающихся. С горы взметнулась в небо ракета и повисла па парашюте.
— Фриц повесил фонарь, — недовольно заворчали «моржи».
Им пришлось пырнуть, и выплыли они лишь тогда, когда берег снова покрыла тень от горы.