— Когда тебе за пятьдесят, что-нибудь непременно побаливает. Это уж как закон! Гораздо хуже, — засмеялся Шукри, — если вдруг проснешься утром и почувствуешь, что у тебя совсем ничего не болит. Значит, умер…
К столику подошел официант:
— Вас просят к телефону, батоно Саша! Александр встал и, кланяясь по дороге знакомым, пошел между столиками.
Тучный буфетчик, суетившийся у прилавка, кивнул Александру в знак приветствия и протянул ему трубку.
— Слушаю!
— Папа, ты? — раздался в трубке взволнованный голос сына. — Приходил майор из комиссариата.
— Что случилось?
— Они получили письмо… — Темури помедлил. — Там пишут, что ты похоронен у них.
— Что значит похоронен?! Где это письмо?
— Здесь. Майор принес.
— Прочти, — глухим голосом попросил Александр.
В трубке послышалось шуршание, затем снова раздался голос сына:
— Слушаешь?
— Да, да, слушаю, — нетерпеливо сказал Александр.
— Ну вот… Я читаю: «Уважаемый товарищ комиссар! В центре нашего поселка в братской могиле похоронен рядовой морского пехотного батальона Александр Теймуразович Бибилейшвили, геройски погибший в битве за Родину. Как установили следопыты нашей школы, Александр Бибилейшвили в тысяча девятьсот сорок втором году пошел добровольцем в Красную Армию из вашего города. Девятого мая этого года у нас в поселке собираются однополчане погибшего героя, бывшие фронтовики. В этот же день в нашем поселке откроется музеи боевой славы — Дом Солдата. Просим вас помочь нам собрать документы об Александре Бибилейшвили…», то есть, о тебе, папа… Ты слушаешь?
— Да, слушаю.
— «…фотографии, личные вещи и другие реликвии, которые будут выставлены в нашем музее. С уважением, учащиеся средней школы п осел на Мариновка».
Темури продолжал еще что-то говорить, но Александр уже ничего не слышал — мозг разрывал оглушительный грохот войны. Александр повесил трубку и как лунатик пошел к выходу.
Секретарь правления общества «Знание» и Александр сидели в кабинете. Секретарь дочитал письмо и поднял удивленные глаза на Александра:
— Может быть, там другой Александр Бибилейшвили?
— Не-ет, — покачал головой Александр, — это я. Я воевал в Мариновке и был там тяжело ранен.
— Не ранен, а убит, — поправил его секретарь.
— Да, почти так и было.
— Давай заявление.
Александр протянул ему заявление, тот нахмурился.
— Многовато — двадцать дней!
— Я прошу в счет отпуска. Там же немного отдохну. Может, встречу кого-нибудь из наших ребят…
— Хорошо, хорошо, — перебил его секретарь. — Такой случай, что отказать просто невозможно. И смотри, чтоб убрали с могильного камня твою фамилию.
— Уберут, я думаю, когда увидят меня живого.
— Чего только я не встречал в жизни, но чтоб человек ехал на собственную могилу, вижу впервые. Что ж, счастливого пути!
Такой двор сейчас можно встретить разве что в старом Батуми. Он опоясан трехэтажными террасами, которые соединены каменными лестницами. В нижнем дворе разрослась магнолия. В верхних — тенистые апельсиновые деревья и беседки, увитые виноградом.
Возле ствола магнолии стояли белые «Жигули», из-под которых виднелись чьи-то ноги. Александр копался в моторе. Усатый пожилой человек старательно протирал стекла машины мокрой тряпкой. Рядом двое соседей играли в нарды.
На верхней террасе показался лысый человек, он держал в руках две автомобильные покрышки.
— Саша, возьми мои покрышки — они совсем новые! Тебе же так далеко ехать!
— Спасибо, Джемал. Мои тоже еще ничего. Обойдусь.
Из квартиры на первом этаже вышел Темури с чемоданами в руках. На верхней террасе снова возник лысый сосед Джемал.
— Саша, и Темури с тобой едет?
— Да, едет, — ответил Александр, помогая сыну укладывать чемоданы в багажник.
Сидевшая на балконе пожилая женщина, молча наблюдавшая за сборами, наконец вмешалась в разговор:
— Напрасно ты его везешь. Неужели мы не сумеем за ним присмотреть?
— Ну что вы! Это все равно, что оставить в квартире включенную электроплитку.
— Правильно делаешь, Саша, — сказал сверху Джемал. — Пусть едет. Покажешь мальчику, где мы были и что делали… Ты ведь тогда не старше него был?
— Точно такой был, — ответил за Александра один из тех, кто играл в нарды.
Из-под машины вылез весь грязный человек в пижаме. Сунул в багажник инструмент и, хлопнув рукой по крышке, воскликнул:
— Упряжка в порядке! Можешь скакать!
Подъемный кран, как пушнику, поднял белые «Жигули» и, кружа, понес вверх.