Потные, холодные ладони сжали тонкую палочку — стеку и хлыст, и магический жезл, прихотливый и капризный, на конце которого живет великий звук. Многоголовый многорукий оркестр-хор ждет взмаха, ждет сигнала. Смычки трепещут на струнах и как намагниченные тянутся к губам мундштуки труб. А в спину дышит колышущееся единым раскатом море — зрительный зал.
Хотя дирижерская номинация проходящего каждые пять лет на Ванкувере фестиваля имени Глена Гульда в мире классической музыки считается не самой престижной, для любого молодого исполнителя, к тому же уроженца планеты, это замечательный шанс заявить о себе. Тем более, в жюри сидят прибывшие аж с Земли профессора престижнейших и древнейших учебных заведений из Зальцбурга, Вены и Москвы.
Жаль, отец сейчас в рейсе вместе с Дином. Обычно они не пропускают ни одного его выступления и, хотя не очень разбираются в классике, всегда аплодируют громче всех. Отец в последнее время даже прекратил свое извечное, «да что это за профессия, стоять и палочкой под музыку махать», и даже, кажется, поверил, что управлять оркестром ничуть не легче, нежели вести через коридоры и червоточины подпространства грузовой звездолет. Разве что иногда перед рейсом, или во время дождя, когда ломит натруженные многолетними перегрузками кости, по привычке попеняет: «Эх, Серега, Серега! А я-то надеялся, что ты пойдешь по моим стопам! Хорошо хоть Дин не подвел! Не оставил старика без напарника!»
В зале — аншлаг, и это, несмотря на предупреждения о новых случаях заболевания, известного в мирах Содружества как синдром Усольцева. Все-таки музыка и меломаны — выше этого! Впрочем, многие решили позаботиться о своей безопасности: собираясь на концерт, надели респираторы. Некоторые дамы даже позаботились о дизайнерском решении, замаскировав кислородные маски под воротники и шарфы, чтобы хоть как-то увязать их с принятым здесь вечерним дресс-кодом.
— Непонятно, зачем им маски, — недобро замечает кто-то из хористов.— Этих-то точно не заберут в карантин!
— Надо же поддержать линию правительства, сделать вид, будто угроза эпидемии действительно существует…
Но вот руки встают на плоскость в жесте внимания, отталкиваются от нее, на миг замирают в воздухе, и по их повелению рождается мелодия. Нет в мире наслаждения большего, чем стоять за дирижерским пультом, чем управлять течением звуков, чем ощущать, что каждый певец хора, каждый оркестрант полностью тебе доверяет и с радостью подчиняется движениям твоих рук, и вы вместе сливаетесь в единое целое и воспаряете к вершинам духовного бытия.
Музыка Вагнера — одно из высших достижений австро-немецкого романтизма. В ней слышится щедрость отягощенного плодами, овеянного дурманящим ароматом роз, лилий и флоксов августовского сада, роскошь старинной золототканой парчи, величие и роскошь украшенных шедеврами живописи и скульптуры дворцов. И хотя она терпкая, точно пурпурное священное вино, и вязкая, как застывающая янтарем сосновая смола, ей дана чарующая сила. Вместе с ней легенда становится реальностью, обретает кровь и плоть. И на освещенной сцене в который уже раз тоскует уязвленная изменой любимого гордая Брунгильда, и коварный Хаген плетет свои интриги, и отважный герой Зигфрид погибает, сраженный предательским ударом в спину. И первые звуки траурного марша возвещают конец мира и гибель богов.
Но что происходит? Отчего в зале шум, почему артисты хора и оркестра перестают повиноваться гипнозу дирижерской палочки и смотрят куда-то мимо, не скрывая ужаса на лицах?
Слышатся крики:
— Помогите! Человеку плохо!
— Врача! Найдите врача! Есть здесь хоть кто-нибудь, кто может помочь!
— Чем тут поможешь, он, кажется, уже не дышит! Надо сделать искусственное дыхание!
— Я врач! Расступитесь, дайте пройти!
И в следующий миг, сначала негромко, затем гулко, точно набат, по залу разносятся слова, звучащие неумолимей, чем трубы Судного дня:
— Не прикасайтесь к нему! У него синдром Усольцева!
Музыка расстраивается и смолкает. Струнники и духовики спешно складывают свои инструменты. Блестящая толпа, забыв привычное благолепие, устремляется к выходам. Но все двери уже заблокированы. В зале откуда-то появляются люди в белых балахонах легиона санитарной защиты:
— Всем оставаться на местах. Пожалуйста, без паники! Есть подозрение, что помещение инфицировано опасным вирусом. Необходимо пройти проверку.
Сначала все замирают в шоке. Потом раздаются возмущенные голоса: