Зелимхан задумал большое дело. Для него нужно совершить воинский марш, достойный, пожалуй, хорошего военачальника. И через Аюба и Саламбека крикнул клич по Чечне и Ингушетии Зелимхан:
— В Кизляре банк есть, в котором много денег!
Местом сбора назначили лощину Чилы-Эрзы. В лесу за новыми Атагами. Подъезжающих из аулов встречал Зелимхан. Он один знал всех. Каждому давал он условное имя, заставлял укутать лицо башлыком и тогда направлял в лощину. Чтобы в случае плена или раны чьей-нибудь не выдавали друг друга, т. е. тех, которым удастся уйти от русских.
60 воинов собралось. Зелимхан, Аюб и Саламбек лучшие из них. Перед выступлением огласил абреческие правила Зелимхан:
— Ночью не курить.
— Винтовку держать в чистоте.
— Лошадей под седлом.
— Мало говорить — много слышать.
— Никому не верить.
— Бороться со сном.
— Помнить, что всякая опасность может продолжаться самое большее полчаса: или тебя убьют или ты убьешь — иметь терпение на полчаса.
На три части разбил Зелимхан отряд. Одну себе взял, вторую Саламбеку отдал, третью — Аюбу. Еще раз условился: в камышах около Кизляра встретиться. В Гари-Эрзы. Зелимхан через Гудермес пошел, Саламбек по нагорной Чечне через Наиб-юрт и Хасавюрт. Аюб за Саламбеком следом.
Таков был зелимхановский рейд через земли кумыков, казаков и ногаев на Кизляр. Пьяный, виноградный Кизляр. Переезжая железнодорожную линию у Гудермеса, Зелимхан перерезал семафорный провод. Так, шутки ради.
Под Кизляром, вдоль Терека, камыши, которые скрывают не хуже Ичкерийских лесов. В камышах поляны. Тоже как в лесах.
Остановились. Ждали Саламбека. Аюба ждали.
Из хурджипа вынул погоны Зелимхан. Синие. Казачьи. С литерами: К-Г — Кизляро-Гребенского полка. Для себя офицерские погоны достал Зелимхан.
— Будем въезжать в город по три человека в ряду. Я впереди буду. Я за всех отвечать буду, если кто-нибудь спрашивать будет. Когда какая-нибудь неудача— я выстрелю. Следом стреляйте все. Куда хотите, как хотите, все равно.
Въехали 9 апреля. Как условились — по три в ряду; Зелимхан впереди. Полковником. Встречные военные отдавали честь, и полковник принимал ее.
Как условились, оставили заграждения на трех улицах, ведущих к казначейству. И каждый четвертый держал трех лошадей трех спешившихся товарищей. Вспомнили про возможность неудачи.
— В плен возьмем тогда… Кого-нибудь потолще… Чтобы выкуп тоже потолще…
— Держись, Вербицкий, теперь! Посмотрим, как ты меня у себя в зубах словишь?!
В 12 дня спешился Зелимхан у казначейства. Аюб и Саламбек с ним. Вошли:
— Руки вверх! — конечно, и еще: — Деньги!
В казначействе народ. Деловая публика, чиновники. Казначей Копытко сообразил. Смеялся же он совсем недавно над грозным письмом Зелимхана Вербицкому. С Вербицким смеялся. Решил посмеяться еще: захлопнул кладовую и выбросил ключи на улицу:
— Ищи — свищи, Зелимхан!
Зелимхан убил Копытко.
Которые оставались на улице, решили, что надо стрелять. Уговаривались же. Вдоль трех улиц, протянувшихся от казначейства… Сотню лет не слышал сонный Кизляр такой пальбы. С тех пор, как подступал к стенам его первый имам Кази-Мулла.
Вербицкий принял письмо Зелимхана за шутку. Вербицкого не было в городе. В атаманстве. Начальник гарнизона выслал на тревогу две команды пехоты: одну на мост, перерезать путь к отступлению, другую к казначейству — на выручку перебитой уже казначейской охране. Но только Копытко и солдаты были перебиты там. Неугомонные Аюб и Саламбек, не глядя, стреляли по залу, пока выпрастывал Зелимхан в хурджины новенькую медь. Заниматься кладовой было некогда. Убитыми тоже.
— Стреляй, чтобы страшнее было!
Подоспевшая команда напоролась на засаду и, потеряв трех, остановилась. В этот день Кизляр потерял убитыми 19 и ранеными 4.
За что?
В казначействе не оказалось такого, кого стоило бы пленить. Вышли с двумя хурджинами денег, вскочили на лошадей. Поскакали.
— На мост.
Занят мост. Солдаты на нем.
Пострелялись с чеченами солдаты, и Зелимхан взял влево. Чтобы вплавь через Терек. Пустил в волны своих, сам на берегу остался: отбивать наступающую роту. Не оглядываясь, взывал к своим:
— Все переплыли?
— Джемалдин в реке еще!
— Пусть торопится. Ла илла-га иль-алла![9]—запевал Зелимхан, спуская курок. И опять: — Все?
— Все, все!
— Ла илла-га иль-алла! — направил коня в Терек Зелимхан.
Не останавливаясь, скакал Зелимхан до Аксая. Там остановились делить добычу и, прощаясь, дали друг другу клятву не выдавать, что бы ни случилось.
9