— Ваше императорское высочество, речь идет не о прожектах и прожектерах, а о научно обоснованном опыте.
Ольденбургский чуть наклонился вперед.
— Дорогой мой, так говорят все изобретатели, потому что каждый из этих уважаемых нами людей смотрит со своей колокольни. Моя же колокольня, — он улыбнулся как-то грустно и обреченно, — моя колокольня выше других, потому и видно с нее лучше.
Зелинский тоже улыбнулся.
— Это так, ваше императорское высочество. И с вашей колокольни вам должны быть видны те солдаты, что развешивают на деревьях марлевые повязки, как непригодное средство защиты против отравляющих газов.
Это была явная дерзость. И она вызвала немедленную реакцию.
Ольденбургский встал.
— Господин Зелинский, если у вас будут к нам просьбы, прошу обращаться к моему помощнику господину Иванову. Он будет осведомлен о вашем деле и будет решать в благожелательном духе.
Через несколько дней после посещения Ольденбургского Зелинский выехал в Москву. Там его доклад заслушали на заседании Экспериментальной комиссии по изучению клиники, профилактики и методов борьбы с газовыми отравлениями. Здесь были люди, поставившие себе целью, как и Зелинский, помочь фронту, спасти солдат от действия газов.
Сюда со всех концов России присылали изобретатели на рассмотрение комиссии свои работы.
Доклад Зелинского вызвал большой интерес. Первое испытание было намечено на тот же день.
В испытательную камеру ввели фосген. Уголь насыпали в маленькие патрончики промышленной маски Трындина, куда обычно вкладывалась вата для защиты от пыли. Человек, защищенный такой маской, должен был оставаться в камере 15 минут. Испытание прошло блестяще.
На другой день, 13 августа, Зелинский поехал во Вторую городскую больницу на новые опыты с углем. Испытания в больнице были проведены над собакой. Концентрацию фосгена увеличили в десять раз. Собака в защитном угольном противогазе пробыла под стеклянным колпаком 23 минуты без каких-либо признаков отравления.
И снова обстоятельный доклад Зелинского об угле и его адсорбционной способности. Теперь доклад подтверждается уже московскими испытаниями. Комиссия записала свое мнение: «Приступить к промышленному производству угольных противогазов в широком масштабе».
Наступило 23 августа, последний день испытаний. Члены комиссии щелкнули крышками своих часов-луковиц и застыли, следя за минутной стрелкой. Испытуемый находился в камере с содержанием 0,018 процента фосгена уже в течение 10 минут. Скоро ему выходить, и вдруг… Какое-то замешательству… Дверь камеры хлопнула. Сигнал… Испытуемого вынесли в бесчувственном состоянии. Терапевт, отстраняя Зелинского, наклонился над пострадавшим. Зелинский ждал с нетерпением заключения врача, еще на что-то надеясь, хотя сам видел, понимал: все провалилось, налицо признаки отравления.
Но все же Зелинский потребовал продолжения опытов. Ему отказали. Он потребовал детального расследования единичного случая отравления. Осмотрели маску, она была в исправности. Зелинский просил еще раз проверить: может быть, состояние здоровья пострадавшего в момент эксперимента было подорвано. Ему ответили: это исключено.
Что же произошло? Ответ был категоричен: отравление не могло произойти от привходящей причины, опыт дал отрицательные результаты. «Вам надо, коллега, еще работать. Мы не можем дать положительный отзыв».
Было предложено такое заключение: «Если вопрос о масках-противогазах мокрых может считаться почти вырешенным, то о масках-противогазах сухих приходится сказать как раз обратное. Сухих масок, которые могли бы по действию равняться с мокрыми, пока нет».
И далее:
«Недочет в противогазе, выявленный на испытании 23 августа, учит нас сугубой осторожности при рекомендации угля в качестве шихты для сухого фильтрующего противогаза. Решение по первым опытам было сделано сгоряча. Его надо подтвердить еще многократными опытами».
Однако мнения членов комиссии разделились. Профессор Шатерников, ознакомившись с проектом резолюции, стукнул по столу кулаком.
— Это позор! Я требую, чтобы здесь, у нас, были продолжены испытания. Мы не имеем права кончать на неудачах и свести на нет многократные опыты.
Я сам войду в камеру в маске своей конструкций с угольным респиратором Зелинского.
Шатерников исполнил свое обещание. Он провел в камере, содержащей боевую концентрацию удушливых газов, 40 с лишним минут, играя в это время с другим испытателем, инженером Дегтеревым, в шахматы. Маска Шатерникова герметически закрывала рот и нос и была снабжена клапанами.
Выяснилась и причина отравления во время предыдущего испытания: на испытуемом маска была пригнана не герметично, она не прилегала вплотную.
Это был триумф идеи Зелинского. Экспертная комиссия изменила свое отрицательное отношение к углю и дала новое заключение:
«Взятый в достаточном количестве уголь предохраняет от отравления даже при значительных концентрациях названных газов: хлора 0,1 %, фосгена до 0,025 %».
Вторым решением комиссии было: объявить конкурс на конструкцию противогаза с использованием в качестве поглотительной массы древесного угля, приготовленного по способу Зелинского.
С решением комиссии в портфеле Зелинский выехал в Петроград. На вокзале его встретил Степанов неприятным известием:
— Владимира Сергеевича позавчера отправили в госпиталь на Васильевский остров. Они тут без вас проводили на себе опыты и не осторожились, хоть я и предупреждал. Только, Николай Дмитриевич, не беспокойтесь: Владимир Сергеевич чувствует себя хорошо.
Николай Дмитриевич расстроился:
— Эх, Владимир Сергеевич, друг дорогой, как он горяч, неосторожен! Надо еще работать над противогазом, над конструкцией шлема Кумманта, над коробкой с углем… Несчастные случаи должны быть исключены.
Принц Ольденбургский не пожелал считаться с решением московской комиссии. В лаборатории после оживления, вызванного поездкой Зелинского в Москву, наступило уныние.
С 1 сентября начались занятия в Политехническом институте. Лекции, заседания кафедры, ученого совета отнимали много времени. А тут еще отсутствие в лаборатории Садикова.
Сотрудники работали вяло: им казалось, что главное уже сделано, а детали не так уж важны, можно и не спешить. Все равно Ольденбург не пропустит противогаза.
Были и такие разговоры:
— Не так уж безопасны эти опыты: заболел Владимир Сергеевич, и в Москве был такой же случай.
Все это отражалось на работе.
Как-то утром Николай Дмитриевич собрал сотрудников в кабинет и объявил, что назначаются новые испытания угольного респиратора.
— В этот раз, кроме других испытуемых, в камеру войдет мой сын Саша. Мальчик давно просится.
Испытания прошли удачно. Разговоры в Лаборатории о ненадежности угольного противогаза прекратились.
Вскоре вернулся и Владимир Сергеевич Садиков, поправлявшийся после болезни в одном из санаториев в Финляндии.
ГЛАВА 16
И снова в лаборатории все пришло в движение. Снова начались проверки, испытания…
Пронин, кассир и делопроизводитель лаборатории, выдавая октябрьское жалованье, вдруг поманил к себе Розенблата:
— Имею вам что-то сообщить.
Розенблат немного удивился.
— Слушаю вас, господин Пронин.
— Говорю это только вам и совершенно конфиденциально. А вам потому, что вы один из тех одержимых: все требуете и требуете от Николая Дмитриевича денег на опыты, а не понимаете, что на ваши опыты денег никто не дает и что профессор, как вернулся из Москвы, жалованье не берет. И я с их личных средств отпускаю по вашим требованиям. А теперь получите, что вам причитается, и распишитесь вот тут… Только больше на опыты не просите — денег нет, все вышли.