Но подмога из Ригельвандо не спешила, а враги, хоть и напали отдельно друг от друга, не собирались собачиться. Наоборот, дозорными была замечена попытка Рейо-Нейгро договориться с амиланийками. Да разве ж с этими стервами договоришься…
Город изо всех сил держался под обстрелами с кораблей Рейо-Нейгро, под набегами и диверсиями амиланиек.
Но это не могло длиться вечно, и однажды город впустил их.
Отряд стерв на рапторах ворвался на улицы через дыру в стене. Предводителем была высокая гетербажка в украшенном доспехе и с саблей, которая обычному человеку заменила бы гросс-мессер.
Всадницы влетели в город и понеслись по улицам, сметая всё на своём пути, задерживаясь лишь на небольших баррикадах, которые защищали Синие Маски. Ополчение и солдаты для воинственных женщин были легкой “закуской”.
От их взглядов и мечей не мог укрыться никто. Даже трое мальчишек, съежившихся за сваленными в переулке ящиками. От отряда откололось несколько воительниц, направивших своих животных в переулок. Не давать пощады мужчинам, пусть даже ещё маленьким.
Увидев страшных баб на ещё более страшных ящерах, ребята прыснули со всех ног вглубь переулка. Там он разделялся на три двора, пробежав по которым, можно было скрыться от погони. Мальчишки так и сделали. Женщины отправились следом. Петляя по улицам, ныряя в подворотни, проскакивая через проходные дворы, мальчишки пытались убежать каждый от своей смерти. А воительницы будто забавлялись - со смехом нагоняли жертву, били кнутом по спине со всей силы, давали оторваться и нагоняли снова. Амиланийки играли. Но для детей эта игра была жизнью.
Вито нёсся, сломя голову. Его спину то и дело обжигал кончик хлыста едущей за ним амиланийки, которая с диким, почти демоническим смехом, развлекалась погоней. Нырнуть, прыгнуть, подтянуться, прокатиться, черт, больно! Снова нырнуть, бежать, сколько хватит сил или пока не появится дверь, окно, щель, в которую можно забиться.
Свернуть за угол… Нет, не сворачивать, там ещё один отряд. Бежать, бежать!
Думая только о спасении, мальчишка не заметил камешка под ногой. Упал, кувыркнулся, покатился по склону холма и впечатался в стену. Абсолютно ровную, без единого окна каменную стену, выкрашенную белой известкой, часть которой осталась на штанах и рубахе в тех местах, которые были осчастливлены прикосновением с ней.
Он вскочил и задом стал отступать в сторону от надвигавшейся на него всадницы на отвратительном, рычащем доисторическом ящере. Амиланийка жутко скалилась, поигрывая мечом. Она считала, что загнала жертву в угол.
Но жертва наткнулась спиной на небольшую зеленую дверь, которая приглашающе скрипнула и дрогнула, открываясь внутрь. Вито не удержался, влетел в сад спиной вперед и упал. Вскочил, показал язык неизвестно чего испугавшейся преследовательнице - и закрыл дверь.
***
Юген, Таря, Вито слышали, с каким мягким звуком затворилась дверь, будто какая-то большая, но очень аккуратная тварь закрывала свою пасть. Сад засверкал, стал переливаться яркими красками, как сон предсказателя, употребившего слишком много пряного опиумного дыма.
Музыка, звучавшая всё время, стала громче, навязчивей. Кто-то из ребят, кажется, Юген, рванул обратно к двери, выделявшейся тусклым зеленым прямоугольником на фоне буйства цвета, и дернул её, пытаясь вернуться обратно. Но ничего не вышло. Он лишь увидел, как дверь стала удаляться, пока не превратилась в зеленую звездочку, маняще сверкающую где-то очень далеко.
Другие этого не видели. Они завороженно смотрели вперед, туда, где причудливые растения сворачивались в нечто невообразимое, гротескное сплетение корней и веток, не имеющее формы и одновременно имеющее самую совершенную форму, которую мог выдумать разум.
В какой-то момент все трое поняли, что ощущают друг друга, хоть вошли в дверь в разное время и в разных местах. Они стали единым и одновременно остались собой, познали мечты, страхи и желания друг друга, ощущения и воспоминания.
Музыка звучала из того существа (существа ли), в которое превращались растения странного сада. Он-она-они поняли, что музыка сменила тональность и мелодию. Теперь она звучала вопросительно, повторяя один и тот же отрезок несколько раз. В ней особо выделялись ритмичные удары, перемежающиеся очень странным, не очень мелодичным сочетанием звуков, раздражающих слух - высоких, пронзительных, дребезжащих.
Существо так разговаривает, - поняло (я), которое звали Таря, передавая своё знание остальным. - Что оно хочет? - это второе (я), Вито, оно не очень сообразительное, потому что прожило меньше всего лет. Самого младшего (я) - младшего братишки Тари - не было слышно, видимо, оно ещё не сформировалось или было просто не нужно существу. Я-Таря всё ещё ощущало тяжесть его тела. - Оно спрашивает, хорошо ли нам было до того, как мы пришли сюда, - Я-Юген оставил бесплотные попытки добраться до двери и прислушался к мелодии. - НЕТ! - ответили все трое одновременно. Музыка снова изменилась. Она вызывала в триединстве воспоминания: о войне, бедности, голоде, тяжком труде, смерти, страхе… О том, что дети пережили совсем недавно. Она будто перебирала мысли пальцами, с любопытством просматривая их. Триединство Я с удивлением обнаружило, что по их щекам текут слёзы.
Музыка снова сменила мелодию и ритмический рисунок, продолжая терзать слух дребезжанием, скрипом и звуками долбёжки по железному рельсу. Однако, для Триединства детских Я ничего не было прекрасней этих звуков. Ведь они обещали заманчивые вещи: мир без боли, без огорчений, без войны и голода, болезней и страданий, которыми полнится жизнь любого человека, не облеченного деньгами и властью. Мир, полный друзей, игрушек и радостей. Детям нужно было немного - принять предложение. Дети ещё не знали про мышеловки и бесплатные сыры - на то они и дети, это их родители сразу бы догадались, что нужно насторожиться. Но взрослых это существо не любило.
Картины предлагаемого за просто так счастья захватили Триединство детских душ и оно устремилось навстречу существу, в его ласково протянутые навстречу руки-ветви. Существо закружило их, неуловимо меняя, превращая в то, чего они боялись больше всего на свете…
***
Двери открылись снова. Открылись, как открывается пасть Пучины, только чтоб выпустить наружу олицетворённые несчастья. Выпустить НЕЧТО, решившее играть обычным миром. Выпустить ИХ - Голод, Чуму и Войну, когда-то бывших маленькими испуганными детьми, бежавшими от самих себя.