В первую неделю пребывания в этом зверинце Мэллу увидал в обществе Битера и пары служащих странного человека. Какую-то прилизанную мразь в очках, в джинсах, обтягивающих отвислый зад, слишком отвратительную даже для этого места. Этот человек источал, кроме душка мертвечины, запах гона, такой сильный, что даже дезодорант и мята его не приглушали - и тоже засюсюкал: "Кисонька, ах, какая кисонька! Продайте мне его, Битер! Я хорошо заплачу... какой красавчик, какая лапочка..." Битер тогда тускло и громко рассмеялся, сказал: "Не дури. Он вам не кобель, трахать твоих шлюх даже под наркотой не станет. Бойцовый кот, дорогуша, тебе ни к чему - если, конечно, ты не хочешь, чтобы он порвал какую-нибудь твою актриску в клочья прямо перед камерами, а?" Мразь еще попыталась вякнуть: "Какая фактура, какой зверь роскошный... фильмец бы просто с руками рвали... киску так тяжело достать, а уж чтоб снять... ах, не фильм бы был, а сказка...", но Битер его оборвал: "Под твою ответственность. Убьет так убьет... А то сними, как жрать будет - мясо тоже хороших денег стоит, есть любители", - и хохотнул.
Подонок испугался, настаивать не стал. Оказал мертвяк коту услугу - избавил от унижения. Но эта женщина... Вряд ли сторожам, которые впускали ее "покормить котика", могло прийти в голову, что она в действительности чувствует. Если женщине удавалось застать Мэллу в Старшей Ипостаси, от нее исходил слишком недвусмысленный запах. Коту казалось, что она сейчас начнет кататься по полу и вопить любовные призывы, как кошка.
Мэллу понимал, что женщина и представить себе не может, какой отвратительной и злой пародией ее поведение выглядит с точки зрения рыси. Впрочем, она и не пыталась, вела себя непринужденно и самоуверенно. Ее право. Когда людей интересовало, что думают звери?
- Кисонька, кисонька, - позвала она, подходя. Она не знала, как зовут Мэллу, а у него ни разу не возникло ни малейшего желания с ней разговаривать. - Кисуля, творожка хочешь?
Мэллу приоткрыл глаза, взглянул на ее раскрасневшееся улыбающееся лицо, на миску с творогом, прикрытую куском полиэтилена. А вдруг у нее есть ключ, вдруг подумал он. Если уж она надеется меня трогать... она, наверное, берет с собой ключ. От неожиданной мысли внутри кота что-то очень ярко осветилось - может, полумертвая воля - и впервые Мэллу перекинулся у этой женщины на глазах. Медленно потянулся, зевнул, взглянул снизу вверх.
Она таращилась на рысь в человеческом обличье, как загипнотизированная. Ее глаза замаслились, а улыбка как-то подтаяла. Мэллу почувствовал, что для женщины сейчас очень похож на человека. На дико желанного человеческого мужчину. Он снова потянулся и сел.
- Мое имя Мэллу, - сказал, урча, и потерся лицом о ржавые прутья. - Зови меня Мэллу.
Муж, вероятно, говорил ей, что к клетке с хищником нельзя подходить близко - но она забыла.
- Мэллу, кисонька, - проворковала грудным голосом, подошла на шаг, потянулась потрогать пушистую бакенбарду. - Хочешь кушать, маленький?
Я - твой котеночек, подумал Мэллу и улыбнулся. Правда, я твой котеночек?
- Дай мне поесть, - промурлыкал он и боднул ее потную руку. - Я такой голодный... погладь меня, мне так одиноко...
Ее запах был нестерпим, а прикосновения мучительны. От творога пахло неживым, как почти от любой пищи в городе, но Мэллу чуял, как надо действовать, а потому заставил себя слизнуть кусочек с ладони женщины, слыша, как сбивается ее дыхание. Лизнул ее еще между пальцами:
- Мне так неудобно... Поставь мне миску в клетку... поставь, мне так хочется... я поем...
Потерся скулой, щекой, подбородком, оставляя на ее руке свой запах. Унизительно, но неважно, все неважно.
- Привык ко мне, котеночек мой... Бедненький, обижают тут тебя, да? Лапушка, пусечка моя... Кусали тебя, да? Больно, маленький?
Больно, гадина, больно, когда ты хватаешь руками там, где едва зажило! Мэллу уже стало жарко от тихой ярости, но он до поры спрятал нарастающую злобу, зажмурился и снова потерся об отвратительную руку, потом - о грудь, которую женщина уже прижала к решетке. Ну, открой, открой, открой!
Женщина забыла о миске с творогом, о том, что шла покормить рысь и только. Ей самой начала мешать решетка, она забыла о дверце для кормления, она судорожно рылась в кармане куртки в поисках ключа, нашла, приложила к замку магнитный код - у нее вправду был ключ, потому что действительно была абсурдная неосознанная надежда...
Мэллу потребовалось неуловимо малое время для убийства. Он даже не стал перекидываться, чтобы не терять драгоценных секунд - руки человека неудобны для когтей, на руках когти не спрячешь в меховые чехлы, но когти не меняет трансформация. И когти Мэллу вошли в шею и затылок женщины с той же легкостью, с какой он рвал псов на ринге - даже легче. Мышцы женщины оказались мягкими, будто выродились в жир; она не успела не только крикнуть, но и захрипеть. Через несколько секунд она умерла.
Мэллу не презирал добычу. Но он безмерно презирал врагов, которые давали себя убить, так и не успев сообразить, что произошло. Надо быть набитым дураком, чтобы поверить в возможность прощения после таких унижений и обид.
Вот тебе за то, что не приняла меня всерьез.
Отпустив труп, Мэллу наскоро почистил когти. Он был привычно голоден, но пить кровь женщины и есть ее мясо не стал, по-кошачьи брезговал сомнительной пищей. Миска творога откатилась в сторону. Собаки тяжело спали; только самые здоровые стряхнули наркотическое забытье, учуяв смерть. Кто-то в глубине зверинца безумно, с прискуливанием завыл. Мэллу вздрогнул и прислушался - он вдруг осознал, что стал свободнее.
Что почти свободен тут, в пределах здания.
Он нагнулся к трупу и порылся в карманах куртки, цепляя когтями за синтетическую ткань и выдергивая нитки. Нашел несвежий носовой платок, скомканный чек из магазина и губную помаду. Не ключи. У женщины был только один ключ - от его собственной клетки. Этого мало в любом случае - для бегства и для помощи одинаково мало.
Остальные ключи у сторожа, надо полагать. У кого же?
Мэллу, осторожно ступая, пошел вдоль вольеров.
Собаки игнорировали кота, он был им безразличен. Запах Мэллу давным-давно им надоел; он их даже не раздражал, так приелся за многие недели жизни в одном и том же, пусть большом, но душном помещении - никто даже не поднял морду с лап, чтобы взглянуть. Только раненный истерик с визгом и лаем кинулся на решетку, захлебываясь слюной. Мэллу не удостоил его взглядом.
Его другой пес интересовал, крупный, черный, чистый, хорошей породы. Тот самый. Выйдя в проход между клетками, Мэллу начал чуять его запах. Вскоре увидел его самого - в одном из ближайших к дверям вольеров, спящего тяжелым наркотическим сном, в Старшей Ипостаси, врастяжку на бетонном полу. На шее и плече пса разглядел небрежно приклеенный пластырь, промокший от крови.
Не стал ничего предпринимать. Пока.
Дверь, ведущая из зверинца наружу, в довольно-таки обширное пространство, где раньше, вероятно, располагался подземный гараж и до сих пор стояли несколько автомобилей, оказалась всего лишь прикрыта. За женщиной ее не заперли. Хорошо. Мэллу чуть улыбнулся, перекинулся, проскользнул за дверь, прокрался по темному, освещенному только тусклой лампой в матовом колпаке, удобно пересеченному колоннами помещению бесшумно, как тень.
Младшая Ипостась подсказывала, что сторож бродит где-то здесь. Младшей Ипостаси хотелось забраться на дерево, следить и подкарауливать сверху. Деревьев в подземелье не было, зато нашлась высокая будка с металлическими дверцами - в ней тихо гудело электричество.