Шаграт ушел на псарню, спать - отдыхать от трудов праведных, надо думать. А кота Хольвин впустил в дом. Впустил - и поднялся на второй этаж, в кабинет.
Пусть кошки разбираются сами. Резонно.
Манефа перекинулась и в Старшей Ипостаси осторожно спустилась вниз. Ей хотелось распушиться, чтобы кот, кто бы он ни был, не забирал слишком много в голову.
Кот не забирал. Он стоял почти что у порога прихожей, тщательно принюхивался и осматривался с встревоженным вниманием. Учуяв и увидев Манефу, замер на месте - потрясенный.
Он оказался невозможно юным. Вот что. Судя по запаху, кот был моложе Неру, но Манефа ощутила упругую жестокую силу. Его тело покрывали боевые шрамы, а в глазах светилась ежеминутная готовность к драке на поражение - которая вдруг сошла на нет от взгляда на Манефу.
Серьезный кот... Но ведь - о, духи Сумерек, где вы? - совсем котенок... Такое наивное восхищенное удивление...
Однако Манефа не собиралась изображать его мамашу - кот все-таки давно вышел из того возраста, который нуждается в материнской заботе. К тому же она знала точно, что ее нынешний запах слишком сладок для кота - а раз так, стоит проверить, куда этот зверь годится.
Манефа, стоя на лестнице, окатила пришельца сверху вниз презрительным взглядом - правильным взглядом строгой старшей владычицы дома.
Кот переступил с ноги на ногу, отвел глаза, принялся вылизывать ладонь между пальцами. Нервное?
- Тебя учили здороваться? - холодно спросила Манефа.
Кот понял правильно. Он подошел поближе, потянулся вперед, но с изысканной церемонностью - скорее обозначил обнюхивание, чем вправду обнюхал. Манефа занесла, было, руку для оплеухи - но кот вел себя безупречно, а потому оплеухи не получил.
- Прости, - сказал он с честной кротостью молодого самца перед старшей самкой. - Я растерялся. От тебя пахнет Осенью... я просто ошалел... прости.
Манефа усмехнулась.
- От любой кошки осенью пахнет Осенью, - сказала она надменно и потянулась, протянув руки вдоль лестничных перил. - Как удивительно, правда?
Кот мягко-мягко подобрался ближе, присел на нижнюю ступеньку, поджал под себя ноги, сказал снизу:
- Я забыл. Я забыл, что на свете бывают кошки и что они так пахнут... не бей меня.
- Я подумаю, - сказала Манефа.
Кот потянулся носом к ее ноге.
- Я пну тебя по физиономии, - Манефа изобразила зевок. - Этого хочешь?
- Нет, - кот улыбнулся. - Хочу оставить на тебе свой запах. Можно?
- Это просто, - Манефа дала ему взглянуть на свои клыки и снова занесла руку с когтями в ритуальном жесте. - Врежу - и твой запах на мне останется. Я таких, как ты, за голову носила.
- Я - младше, - согласился кот и растянулся по лестнице, не сводя с Манефы глаз. - Я мало ем и не займу много места. И ни на что не претендую... только на твой запах...
- Разумеется, - презрительно сказала Манефа. - Еще бы ты претендовал. Я налью тебе молока, так и быть. У тебя давно открылись глаза?
- Только что, - кротко сказал кот. - Я не привык видеть кошек, понимаешь? Я еле помню свою мать, а других кошек не видел. Я выпью молока, если ты дашь... или воды, все равно. Лишь бы пахло тобой.
- Наглец, - фыркнула Манефа. - Это мой дом, не забудь.
- Я тут поживу, если разрешишь, - смиренно сказал кот и собрался поточить когти о ступеньку.
- Здесь нельзя! - Манефа шлепнула его по затылку, но не когтями, а ладонью. - Хочешь молока - иди за мной. Где точить - я тебе покажу. Не знаю, где Хольвин тебя достал, но чувствую, что мне придется тебя воспитывать.
- Воспитывай, - кот улегся на перила и потерся о них подбородком, оставляя свой запах. Манефа снова шлепнула его по голове, но слабее:
- Я еще не позволила тебе тут метить.
- Я случайно, - кот поднял на нее глаза. Он изображал смирение, но спокойная уверенность доминанта распространялась от него не менее ощутимо, чем запах. Манефе было все тяжелее держать фасон. - Я больше не буду, - и снова потерся.
- Ах ты!
Ах, как он легко давал себя бить - обозначая насмешливую покорность. И кот уже все понял, и Манефа тоже все поняла - но ритуал требовал проверки на прочность. Потребовалось еще с полдюжины оплеух разной тяжести, чтобы древний обычай позволил Манефе дать себя понюхать - нос в нос.
И запах юности и силы заставил-таки ее сменить гнев на милость.
- Ладно. Пойдем ужинать. Я тебя покормлю. И имей в виду: ко мне приходит щенок.
- Мне нравятся собаки, - сказал кот. - Один бобик все твердил, что мы с ним - Стая.
- Они все так говорят, - сказала Манефа и перед тем, как подняться по лестнице к себе в башню, позволила коту боднуть ее в плечо.
Рамон, который пытался уговорить кота прийти ужинать на псарню, так его и не дождался. Зато Хольвин знал, что Мэллу ел сырую рыбу, любимую Манефой, из ее же любимой керамической мисочки - а Манефа сидела на подоконнике, подобравшись в пушистый комок, и подозрительно, настороженно наблюдала, как он ест и как потом пьет воду. Хольвин не был специалистом по кошкам, но понимал их неплохо и очень ясно видел, что контакт прошел правильно, так, как должно.
Ближе к вечеру, когда уже совсем стемнело, Манефа в Младшей Ипостаси сидела на козырьке над крыльцом и демонстративно чистилась, а Мэллу в Старшей сидел, обхватив колени, в мокрой пожухлой траве и смотрел на нее пьяными от восхищения глазами.
Ему не было никакого дела до бегающей по двору Стаи; он не обращал ни малейшего внимания на любопытных псов - только пересел по другую сторону забора, когда их носы стали уж очень ему докучать.
- Он влюблен, - сказал об этом Локкер. - Ты бы гавкнул на ваших, чтобы не приставали - ведь мешают...
- Не повод забывать друзей, - отозвался Рамон несколько даже обиженно. - Подумаешь, невидаль - тетка Манефа умывается... вот пойдет дождь, будет ему любовь, тоже мне любовник...
Локкер мечтательно улыбнулся, вспомнив белый мох на ристалище и прекрасные глаза Ирис.
- Нет, - сказал задумчиво, - все-таки вы, собаки, многого не понимаете...
Рамон сердито почесал в затылке.
- Ну да, - буркнул хмуро. - У всех, понимаешь, Любовь! Только у нас - так. Собачья, как люди говорят, свадьба. А что я Хозяина люблю и тебя люблю - это не считается, да? И кота этого дурацкого - вот полюбил тоже, сдуру! Я за него, можно сказать, душой болел - а он хоть бы плоское рыло повернул в мою сторону...
- Ну, - протянул Локкер, улыбаясь. - Это же не любовь. Это товарищество. Это чувство рассудочное.
- Конечно, - Рамон мрачно отвернул нос. - Рассудочное. Мы, собаки, голову не теряем. И не скулим ночи напролет - тоже мне, подумаешь, высокая поэзия! Вот у меня любовь так любовь. Безнадежная. Один раз обнюхались - и, наверное, больше никогда не увидимся... Эх...
И в досаде завалился на пол беседки, положив голову на протянутые ноги лося...
Гарик.
Когда Тео собирался домой, он просто позвал Гарика с собой - и все. Получилось совершенно естественно, стало жаль отослать щенка на псарню после целого дня, проведенного вместе, а щенок обрадовался и восхитился. Тео даже подумал, что Гарик тоже что-то для себя решил: не даром же он в последние дни все время старался оказаться поблизости. Собаки-трансформы - существа чувствительные.
А по дороге Гарик даже не пытался возвращаться в Зверя; он был в такой ажитации, что человеческий облик казался ему удобнее. Выглядел совсем мальчишкой-подростком, разве что только человеческие подростки в таком возрасте не нежничают так, подумал Тео. Это у него чисто щенячье.
Гарик терся щекой об его рукав, вис на плече, забегал вперед и заглядывал в глаза. Не было ему никакой нужды хахать в человеческом теле, но он... не то, чтобы хахал, а нервно позевывал и вдыхал открытым ртом - просто от неспособности справиться с эмоциями. И без конца повторял:
- Ты меня насовсем берешь себе, да? Ах, да? Правда? Ты теперь - мой Хозяин, да?