Почему это я, точно так же, как все эти... живые мертвецы во главе с Хайбертом... считаю, что имею право использовать собачьи жизни для достижения моей, человеческой, якобы благой цели? Кто дал мне это право?
Хольвин когда-то говорил, что у людей нет врожденного запрета на убийство себе подобных, а я не слушал, твердил о нравственности, о том, что преступивший запрет обычно становится мертвяком - излагал официальную точку зрения, в общем. Но ведь правда, запрета нет. Ведь, когда я стрелял в эту гадину, мне, по большому счету, было все равно, мертвяк он или не мертвяк. Я хотел убить - и все... Он в своем праве, я в своем праве... Гниды мы, а не люди.
Тео попытался позвонить Хольвину, но телефон Хольвина не отвечал - Хозяин, как всегда, не взял с собой в лес мобильник. Потом гладил Рамона, его черные шелковые волосы, совершенно такие же на ощупь, как атласная шерсть у него на макушке в собачьем виде - а Рамон тыкался лицом в его руки, не перекидывался, говорил:
- Ты напиши им, что они хотят. Может, они тогда нас отпустят домой или поесть принесут.
- Я им сейчас скажу, чтобы покормили тебя, - сказал Тео. Ему хотелось расплакаться.
- Я один не буду, - сказал Рамон, положил ладонь Тео на колено - "дал лапу". - Я только вместе с тобой буду.
И Тео снова писал подтекающей ручкой, вычеркивал и снова писал, сам понимая, что вся эта писанина - какая-то бредовая чушь: "Будучи совершенно уверен, что поведение потерпевшего Хайберта диаметрально отличается от поведения живого человека... и считая, что упомянутый потерпевший Хайберт представляет реальную опасность для общества... - вычеркивал, снова сочинял, досадуя на привычно-канцелярский стиль: - Поведение и внешний вид потерпевшего Хайберта разительно напоминали поведение и внешний вид старого танатоида..." В досаде комкал лист, брал новый, руки уже сплошь покрывали размазанные кляксы чернил.
Он уже успел устать так, что хотелось лечь головой на стол и поспать, когда зазвонил телефон. Имя Лилия плюс мелодия "Ради жизни" означали не белокурую Лилию, с которой Тео познакомился в кафе, а маленькую Лилию с работы. Тео удивился, нажал "прием".
- Господин капитан, простите, что отвлекаю, - послышался из трубки девичий голосок. - Вы не могли бы мне продиктовать номер телефона господина Хольвина?
Ах, да! Ее отправили забрать его собаку из ветеринарной клиники!
- Оставь пса у нас на псарне, - сказал Тео. - Хольвин в лесу, ему будет не дозвониться.
В трубке озадаченно замолчали. Потом Лилия сказала:
- Понимаете, господин капитан, Шаграт и так на псарне. Тут у меня другой зверь, ему помощь нужна... Ой, а вы не знаете телефона того старого ветеринарного доктора, который собак осматривает? Может, ему позвонить?
Тео усмехнулся.
- А ты куда впуталась? - спросил он, ощущая себя чуточку живее. - Я по голосу слышу, что впуталась.
- Ну... - Лилия замялась. - Я, наверное, воровка... я украла... но по-другому нельзя было.
И Тео вдруг пробило на смех, на приступ такого хохота, который легко можно принять за истерику. Рамон взглянул удивленно и тревожно, но Тео успокаивающе потрепал его за ухо:
- Ничего, ничего, Рамон, я в порядке. Нынче день такой, Лилия, нормально. Ты украла, я убил. Дико смешно. Ничего.
Лилия ахнула.
- Как - убили?! Наши знают?
- А вот так. Арестован за убийство. Не беспокойся, малышка, тут у меня Рамон, Огюстеру позвонили... Все в порядке. Лечи краденого зверя. Давай, записывай, телефон продиктую. Господин Бруно, ветеринар Лиги. Номер...
Лилия.
А Лилия, расставшись с Хольвином в клинике Лиги, неторопливо шла по улице, глядя по сторонам. Рядом с ней трусил Шаграт; плетеный поводок свисал до самой земли, а служебный жетон Шаграта с Путеводной Звездой позвякивал о стальные заклепки на ошейнике, как колокольчик на шее козленка. Парочка выглядела бы мирно и рассеянно - хрупкая девчонка прогуливает крупного пса - если бы не новая, с иголочки, форма ликвидатора на Лилии.
Прохожие опасливо отстранялись. Еще бы: проводник с псом-убийцей! На Шаграте традиционно не было намордника, никто не надевает намордники на служебных псов СБ, находящихся при исполнении - и Лилии казалось, что она везет за собой на веревочке тележку с небольшой атомной бомбой или каким-нибудь другим всеобщим кошмаром в этом роде. Окружающие люди реагировали очень подходяще.
Ветер, на удивление теплый, гнал легчайшие облака - и солнце то появлялось, дробясь в витринах и окнах, то исчезало снова, и улица на минуту серела. Обычная уличная толпа куда-то спешила по своим делам. Вдалеке взвыла и умолкла сирена автомобильной сигнализации. С лязгом открылись двери трамвая, подъехавшего к остановке - и с еще более громким лязгом захлопнулись. Пахло сладким, похожим на арбуз или дыню - настоящим осенним запахом, который то и дело сбивали дым сигарет и бензиновый перегар. Желтые листья распластались по асфальту следами неведомых зверей. Около станции метро с рук продавали шерстяные носки, зелень и банки с домашним вареньем. Стая воробьев кормилась на газоне семенами какой-то травы; подойдя близко, в паузах между волнами городского шума можно было расслышать, как семена щелкают в полусотне клювиков... Лилия все примечала и удивлялась.
Она, наконец, шла с собакой. Рядом с ней - такой прекрасный пес, черно-рыжий, блестящий, с атласными настороженными ушами, с чуточку раскосыми глазами цвета темных вишен, с мокрым чутким носом, с ослепительной, совершенно кинематографической улыбкой. Все ведь должны им восхищаться, правда? Когда видишь такое живое совершенство, тянет ведь восхититься? Ведь удивительно, как он создан - такой красивый, умный и живой?
Почему же все шарахаются? Идешь, как прокаженный с бубенцом... Чего людям бояться? Ведь ни одна СБшная собака ни разу ни напала на прохожего. Ведь они защищают горожан от мертвяков, эти псы...
А один парень, случайный знакомец Лилии сказал - он не знал, что она работает в СБ: "Что бы вокруг не происходило, ни за что не стал бы инквизиторов вызывать. А вдруг я и есть мертвяк? Мертвяк же не чувствует, что он мертвяк, ему и так хорошо. И не стал бы я нарываться, ну их в задницу. Жить-то хочется..." Лилия тогда сказала: "Собаку заведи - и все. У тебя квартира большая, ей хорошо будет жить. И сразу будет ясно... и душе пес умереть не даст". А парень сказал: "Терпеть не могу собак. Твари вонючие". И Лилия больше с ним не встречается. И даже подумывает, не начать ли придерживаться аскезы.
Хотя с ее образом жизни так и так получается аскеза, как это не называй. Ведь те, с кем могло бы выйти что-то серьезное и душевное, были убежденными аскетами, а в остальных нет ровно никакого смысла. И времени нет. Да все это пустяки. В жизни начинается светлая полоса - у Лилии в кои-то веки хорошая работа. Проводник. Воин Добра с Путеводной Звездой и дивной собакой.