Любой рукотворный прибор был бессилен. Киносъемка, фотографии и видеозапись ничего не фиксировали. Непосвященным, наблюдающим со стороны, все это казалось довольно глупым. Но умирающий урожай странным образом воскресал, наводнение спадало, а ураган утихал — и с посредниками приходилось считаться.
Явление, скрепя сердце, считали паранормальным. Церковь, традиционно одобрявшая методы СБ, традиционно же порицала методы Лиги, считая их бесовскими. Лига, впрочем, не была враждебна Церкви. Просто посредники не могли не верить в то, что видели и ощущали.
Первые Хранители обнаружились уже метрах в двухстах от дороги. Они возникли на стволе старой сосны, вывороченной с корнем — крохотные, не выше крупного огурца, призрачные созданьица, белесые, чуть мерцающие, едва имеющие форму: на круглых головках блестели черные бусины глаз, улыбался и гримасничал еле намеченный ротик, а носа не было и помину. Хольвин подошел поздороваться, наклонился. Хранители беззвучно захихикали, потянулись полубесплотными ручками с бледными звездочками ладошек. Еще Хранители вышли из пустоты на самом корне, на его торчащих вверх замшелых отростках; крохотные сущности закачались на подсыхающих листьях папоротника, усмехались, кланялись, потирали ладошки, жмурились, исчезали и вновь появлялись, будто прячась за угол небытия…
От Хранителей веяло холодноватым осенним покоем. С растениями тут все в порядке, подумал Хольвин. Души растений не тревожатся. Уже хорошо. Можно идти дальше — волк успел убежать далеко.
Еще немного отойдя от дороги, Хольвин услышал далекие голоса, нечеловечески тоненькие и нежные, как щебет канареек, выпевающие какой-то сложный переливчатый хорал — голоса русалок с дикого берега озера. Хранители вод — сущности голубовато-зеленые, слюдяные, полупрозрачные, с громадными фасетчатыми глазами и колыхающейся вуалью дымчатых волос, похожие на стрекоз-стрелок, вероятно, как и души растений, были каким-то видом чистой энергии, еле облеченной условной плотью. Хольвин частенько слышал русалок, а видел только несколько раз; они всегда кидались в воду при его приближении, но подпускали достаточно близко, чтобы он мог рассмотреть, как под их прозрачной кожей трепещет бирюзово-зеленое трехгранное сердце и бьются голубые жилки — как струйки расплавленного цветного парафина в стеклянном сосуде.
Любой из ученых-биологов отдал бы правую руку за возможность заполучить такое создание в институтский аквариум, если только поверил бы в возможность существования его наяву, но шансов у научной братии не было никаких.
Между тем осенний лес подремывал под нежарким солнцем, как угревшийся кот. Высоко над березами медленно плыли облака, и нижние края у них просвечивали тем тончайшим и очаровательным цветом, какой во всем мире бывает только у нижнего края облаков — нежной смесью бледно-желтого, розового и серого. Крошечные зеленовато-бурые создания, похожие на помпоны с тонкими пружинками ножек и двумя блестящими точками крохотных глаз, то и дело порскали из-под самых ног. Эти существа, просачивающиеся сквозь землю, как капли воды, тоже принадлежали Сумеркам, а не живому лесу; Хольвин считал их Хранителями почвы. Когда чаща сгустилась и стало сумеречно, Хольвин заметил в стороне от волчьей тропы странное, высокое, не меньше, чем с полдерева ростом, белесое создание, похожее на укутанную человеческую фигуру, только плывучее, нечеткое, будто фотография без резкости — с размытыми краями, чуть клубящимися, как струйки тумана. Оно не двигалось. На месте головы у этого существа маячило косматое бледное пятно — но Хольвин явственно различил влажные черные глаза, печально и пристально следившие за ним, совершенно реальные на этом нереальном лике. Старший Хранитель. В дурном настроении. Нехорошо.
«Привет, дорогой, — обратился к нему Хольвин мысленно. — Тебя что-то огорчает?»
По туманному телу лешака прошла волна мелкой ряби, только глаза остались такими же четкими, как и прежде. Волна тоски и страха выплеснулась из этих глаз, и Хольвин вздрогнул от удара пронзительной горячей боли ниже ребер, ощутив явственный запах крови.
«Волки? — спросил Хольвин. — Люди убили волков, которые были нужны твоему лесу?»
Хранитель вдруг оказался очень близко — не подошел, не подплыл, а будто просочился сквозь реальность, как сквозь промокашку. Теперь его голова обрела четкие очертания — два огромных изумрудно-черных глаза смотрели с бледного, хрупкого, нечеловеческого лица, полупрозрачного, как матовое стекло. Ветер рванул по древесным вершинам, потемнело, и свет померк, осталась только зеленая чернота страдающих глаз, беспомощность, боль и тоска — и предчувствие чего-то неминуемого, ужасного.