— Пей и спи, — сказал Хозяин. — Все устроится.
И ушел. Если бы Локкер еще не был таким усталым…
Он допил молоко и снова лег около огня. В пещерке горели толстые бревна, березовые — кора на них закрутилась в трубочки и рассыпалась, а им самим еще целую ночь догорать. От огня волнами шло тепло, грело бок. Локкер задремал — но вдруг услышал шорох живого существа.
Еле-еле слышный. А потом — как об подоконник ударились мягкие лапы.
Локкер вскочил. На подоконнике стояла большая рысь и смотрела на него. У нее были желтые глаза, как у той, в лесу.
Младшая Ипостась не может кричать и звать на помощь. Она может только драться. И Локкер, дрожа от усталости и смертной обиды — и здесь враги — набычился и нацелился рожками.
А рысь прыгнула с подоконника и очень красиво, прямо в полете, перекинулась, приземлившись уже на человеческие ноги. И Локкер первый раз в жизни увидел Старшую Ипостась страшных лесных Глаз — совсем молодая тетенька, вся в пятнистом меху, в кожаных шнурках с меховыми шариками, волосы с двух сторон закручены в рысьи кисточки. Глаза по-прежнему большие, желтые, раскосые — но лицо совсем не злое. И грустно улыбается.
Никто-никто из хищных зверей не нападет в Старшей Ипостаси. Локкер выпрямился, посмотрел на рысь с усталым удивлением, а она мягко подошла поближе.
— Храбрый лосенок, — сказала тихонько и нежно. — Ты бы меня победил, храбрый зверь. Ты молодец, кто не боится — тот имеет право жить…
Ее тон вдруг так ярко напомнил Локкеру маму, что Старшая Ипостась сама собой сменила Младшую — телу только и осталось, что подчиниться. И Локкер обхватил себя руками за плечи и отодвинулся, потому что хотелось ткнуться лицом ей в живот и заплакать.
А рысь присела рядом на корточки, сказала почти что маминым голосом:
— Меня зовут Манефа, маленький зверь. Теперь я буду тебя защищать. У меня котята были… помладше тебя… а теперь вот никого нет…
И Локкер не выдержал. Он все-таки обнял ее за шею и заплакал. И сказал:
— Тетя Манефа, у меня маму и сестричку медведи съели… а я — Локкер…
А она тыкалась носом ему в ухо и урчала — тепло, щекотно и совсем не страшно.
Хольвин слышал их голоса из приемной, сидя у себя в кабинете и пытаясь разыскать какую-нибудь дельную информацию о лосях в ветеринарном справочнике лесных копытных животных. Он уже собирался попросить какую-нибудь пожилую добрую суку присмотреть за малышом. Услыхав, что делает кошка, сперва здорово перепугался за малыша и хотел вмешаться, но потом передумал.
Кошки, если хотят ухаживать за детьми — чудесные мамаши. Вне зависимости от того, кто ребенок — котенок или птенец. Или вот лосенок, например. Слава Небесам, сиротку пристроили.
Пока кошка вылизывала и успокаивала лосенка в гостиной, рассказывая ему те сказки, которые кошки испокон веку рассказывают своим детенышам, и которые так поражали лосенка, что он не мог уснуть и слушал, невзирая на усталость, стая во дворе все никак не могла угомониться.
Щенки принюхивались к лосиным следам, втискивая носы между каменных плит и раздувая пыль в разные стороны. Псы постарше бегали туда-сюда вдоль ограды, втягивая тревожные запахи лесного тумана и холодного ветра — опасались, как бы еще какой зверь сюда не пришел. Только старик Трезор, вожак Стаи, и телохранители Хольвина, Джейсор и Крафт, не участвовали в общей суматохе, развалившись на газоне у парадного входа и наблюдая за упражнениями молодежи.
К ним время от времени подсовывались щенки — поделиться результатами исследований. Локкер слышал их голоса.
— Дед, а он хищный!
— Ну с чего ты взял? Нюхай хорошо.
— Я нюхал. Кровью пахнет.
— Охламон. Нюхай еще. Нюхай и думай.
Щенок мотал головой, выкусывал блоху и плелся назад. Его компания стучала когтями по брусчатке, трясла языками, обменивалась мыслями:
— Ну ничего уже не вынюхаешь! Все затоптали, гады…
— И кошка проходила… и Хозяин…
— Это не тем мясом пахнет, которое он ел. Это он по нему ходил — по мясу. Или — по крови.
— С ума сойти…
— Столько запахов притащил — шерсть дыбом встает… У тебя тоже встает?
— Встает.
— Ну вот…
— Не пихайся, я тебя съем!
— Только попробуй… Рр-р-р!
А небо тем временем уже начинало белесо светлеть. На востоке загорелась заря, голубые огни потускнели. Окно в кабинете Хольвина давно погасло, и большая часть обитателей дома тоже легла спать. Не спали лишь сторожа, и еще кое-кому из младших в стае не спалось от приступов жестокого любопытства.
Собаки вообще существа любопытные.