Некоторое время Карат лежал рядом, потом заскучал и ушел играть со щенятами — по временам он был все-таки слишком суетлив. А Хозяин с утра уехал из дома.
Впрочем, Хозяин приехал или Хозяин уехал — это все собачья суета. Манефа жила в доме у Хольвина как-то отдельно от Хольвина. Нельзя сказать, что она совсем с ним не считалась, нет — она его уважала, насколько для кошки это вообще возможно, а иногда даже чувствовала некую тень симпатии. Но все эти чувства никогда не переходили границы кошачьей вежливости: полежать рядом, когда Хольвин читает у камина, боднуть в колено, потереться подбородком об руку — изобразить еле заметную приязнь… но никогда ничего больше. Поэтому ничего не ждала.
Никого не ждала. Серьезный возраст — начинающаяся старость зверя и условная молодость трансформа. Осень.
А Хозяин привез кота.
Если ему случалось привезти из города в Стаю нового пса, он сам со Стаей и разговаривал. Собачий этикет: он — Хозяин, он и главный, ему представлять новенького, а его место в иерархии Стаи потом само отыщется. Самое главное — товарища привел Хозяин, значит новичок Стае по определению не чужой.
Но Хольвин догадался, что с кошками такое дело не пройдет.
Принцип экстерриториальности у Манефы с собаками соблюдался четко и издавна. Манефа жила в доме. Собаки жили на псарне и во дворе. Соблюдение незримых границ, отмеченных запахами, ликвидировало все возможные проблемы: все просто, все по местам и никто никого не обижает.
Сад, где жил, когда гостил у Хольвина, Локкер и где играли щенята, служил нейтральной полосой, куда, тщательно соблюдая этикет и субординацию, приходили все желающие.
И вот теперь.
Шаграт ушел на псарню, спать — отдыхать от трудов праведных, надо думать. Локкер и его друг Рамон отправились в сад, в любимую беседку, заросшую со всех сторон кустами аронии — болтать. Переволновались, давно не виделись. Оба — в Старшей Ипостаси, лось жует березовый прутик, слушает; пес улегся к нему на плечо, тыкается, что-то показывает жестами… Манефа глянула на них из окна гостиной и не стала звать Локкера поздороваться: надо будет — сам придет.
А кота Хольвин впустил в дом. Впустил — и поднялся на второй этаж, в кабинет.
Пусть кошки разбираются сами. Резонно.
Манефа перекинулась и в Старшей Ипостаси осторожно спустилась. Ей хотелось распушиться, чтобы кот, кто бы он ни был, не забирал слишком много в голову.
Кот не забирал. Он стоял почти у порога прихожей, тщательно принюхивался и осматривался с встревоженным вниманием. Учуяв и увидев Манефу, замер на месте — потрясенный.
Он оказался невозможно юным. Вот что. Судя по запаху, кот был моложе Неру, но Манефа ощутила упругую жестокую силу. Его тело покрывали боевые шрамы, а в глазах светилась постоянная готовность к драке на поражение — которая вдруг сошла на нет от взгляда на Манефу.
Серьезный кот… Но ведь — о, духи Сумерек, где вы? — совсем котенок… Такое наивное восхищенное удивление…
Однако Манефа не собиралась изображать его мамашу — кот все-таки давно вышел из того возраста, который нуждается в материнской заботе. К тому же она знала точно, что ее нынешний запах слишком сладок для кота — а раз так, стоит проверить, куда этот зверь годится.
Манефа, стоя на лестнице, окатила пришельца сверху вниз презрительным взглядом — правильным взглядом строгой старшей владычицы дома.
Кот переступил с ноги на ногу, отвел глаза, принялся вылизывать ладонь между пальцами. Нервное?
— Тебя учили здороваться? — холодно спросила Манефа.
Кот понял правильно. Он подошел поближе, потянулся вперед, но с изысканной церемонностью — скорее обозначил обнюхивание, чем вправду обнюхал. Манефа занесла было руку для оплеухи — но кот вел себя безупречно, а потому оплеухи не получил.
— Прости, — сказал он с честной кротостью молодого самца перед старшей самкой. — Я растерялся. От тебя пахнет Осенью… я просто ошалел… прости.
Манефа усмехнулась.
— От любой кошки осенью пахнет Осенью, — сказала она надменно и потянулась, протянув руки вдоль лестничных перил. — Как удивительно, правда?
Кот мягко-мягко подобрался ближе, присел на нижнюю ступеньку, поджал под себя ноги, сказал снизу:
— Я забыл. Я забыл, что на свете бывают кошки и что они так пахнут… не бей меня.
— Я подумаю, — сказала Манефа.
Кот потянулся носом к ее ноге.
— Я тебя в нос уколю, — Манефа изобразила зевок. — Этого хочешь?
— Нет, — кот улыбнулся. — Хочу оставить на тебе свой запах. Можно?
— Это просто, — Манефа дала ему взглянуть на свои клыки и снова занесла руку с когтями в ритуальном жесте. — Я тебя шлёпну — и твой запах на мне останется. Я таких, как ты, за голову носила.