Наиболее решительные ходжи требовали, чтобы немедленно телеграфировали халифу: «О, повелитель правоверных! Сжигают гробницы наших святых. Помоги!» А некоторые находили такие меры недостаточными. «Наш долг обратиться с воззванием ко всему мусульманскому миру! — вопили они.— Мы должны сказать всем, что в стране ислама мусульманская религия подвергается таким оскорблениям и нападкам, на которые не решатся даже в христианских европейских государствах...»
Несмотря на то, что человек, чья честь и жизнь находились в опасности, был его товарищем по профессии, Шахии-эфенди не намеревался вступаться за него. Однако случилось иначе. В этот день, уже под вечер, он отправился в городскую управу, чтобы решить кое-какие школьные дела в отделе народного образования. Когда Шахин разговаривал с заведующим, в комнату поспешно вошёл секретарь.
— Бей-эфенди, в гимназии бунт! Вызвали полицию… Мюдюр-эфенди мёртвенно побледнел, руки его задрожали... Что делать? Телефон в отделе испорчен...
— Скорее! Пальто и палку! — крикнул он служителю. Но прежде чем успели их принести, в кабинет влетел директор гимназии.
— Надеюсь всё благополучно, бей-эфенди?.. Что там у вас случилось?
— Не извольте беспокоиться, эфенди. Ничего особенного... Ученики прогнали учителя Мехмеда Нихада-эфенди. Мы, было, вызвали полицию, но, благодарение богу, её вмешательство не понадобилось. Как только Нихад-эфенди удалился, всё успокоилось...
— Как это произошло?
— Эфендим, я уже неоднократно докладывал вам, что этот человек однажды доставит нам немало хлопот... Все ждали, что Мехмеда Нихада-эфенди арестуют, однако он явился в школу цел и невредим и приступил к занятиям. Первый послеобеденный урок прошёл спокойно, без происшествий, однако во время перемены с учениками что-то произошло — они были очень возбуждены... Как только Мехмед Нихад-эфенди вошёл в класс, начался страшный шум. Дети стучали крышками парт, топали ногами, кричали: «Не желаем!.. Будь проклят поджигатель тюрбэ!» Однако сей субъект, потерявший всякий стыд, даже не смутился. Он пытался уговорить ребят: «Вы дети... Ученики... Ваше дело учить уроки, остальное вас не касается. Я ваш учитель. Пока я здесь, на этой кафедре, вы обязаны меня слушаться и уважать...» На шум сбежалась вся гимназия, классы опустели, в коридоре толпились ребята. Дети так громко кричали: «Будь проклят поджигатель!», что в здании тряслись потолки...
Директор говорил, выпучив глаза и отчаянно жестикулируя дрожащими руками.
— Бей-эфенди, а может быть, ребят кто-нибудь подговорил?
Вопрос задал Шахин-эфенди; спросил он с самым невинным видом, словно не придавая своим словам никакого значения.
Лицо начальника гимназии внезапно сделалось багровым.
— Кто это подговорил? Откуда вы взяли? Подобная вспышка могла быть только стихийной, это взрыв благородного негодования... Душевный порыв молодежи...
—- Вы правы... Подобные инциденты возникают именно в результате взрыва или, как вы сказали, душевного порыва толпы. Как бы там ни было, только для взрыва, мне кажется, нужен хороший запал, нужна какая-нибудь причина, пусть даже самая незначительная... Впрочем, ваш покорный слуга спросил об этом просто так.
Заведующий отделом в задумчивости смотрел прямо в лицо директору гимназии; казалось, он не одобряет поступка гимназистов. Увидев нерешительность в глазах начальства, директор быстро переменил тон.
— Я, конечно, сейчас же произведу необходимое расследование... Если кто-то окажется виновным в подстрекательстве, придётся принять самые суровые меры... Не так ли, почтенный бей-эфенди? Разве мы можем допустить, чтобы ученики занимались чем-либо иным, кроме уроков, и тем более вмешивались в дела города...
Шахин-эфенди с горечью улыбнулся, удивляясь, до чего же может быть жалок человек. Тем временем разговор между заведующим отделом и директором гимназии продолжался.
— Тюрбэ поджёг Нихад-эфенди, это уж без всякого сомнения, — начал опять начальник гимназии. — Не могу только понять, почему следователь Азиз-бей до сих пор держит этого человека на свободе?.. Впрочем, он, кажется, готов к действиям.
— Очевидно, он ещё не получил достаточно ясных доказательств,— ответил заведующий отделом.
— Право, не знаю, бей-эфенди, но только все в этом убеждены.
— Вполне возможно... Однако никакой судья не станет рассматривать дело только на основании всеобщего мнения. Потом, если хотите знать, у меня как-то не укладывается в голове, что Нихад-эфенди способен был бы поджечь тюрбэ.
— Помилуйте, эфендим, ведь в присутствии скольких людей он говорил об этом... Ей-богу, человек двадцать или даже тридцать готовы стать свидетелями.