— Я так и думал, — кивнул Виктор.
Они снова рассмеялись.
Арина шла, по-прежнему покуривая сигару, что придавало ей очень светский вид в этой лесной глуши. Виктору даже показалось, что он видел где-то подобный кадр.
— Дай мне покурить, — попросил он.
— Ты не сможешь, — покачала головой Арина. — Тебе будет очень плохо.
— Интересно! — возмутился Виктор. — Если тебе не плохо, то почему мне должно быть плохо! Чем я хуже? Я все-таки мужчина, ты не забывай.
Арина взглянула на него с лукавой усмешкой.
— Хорошо, — согласилась она. — Ты мужчина, ты вождь, ты мой господин. Ты приказываешь, а я подчиняюсь.
И она отдала ему сигару.
Виктор лихо затянулся, и у него немедленно перехватило дыхание. Теперь ему стоило титанических усилий не дать вырваться наружу душившему его кашлю. Лицо побагровело, из глаз неудержимо катились слезы.
Арина умирала со смеху, глядя на его героические попытки сохранить достоинство. Наконец он сдался, и кашель победно выплеснулся наружу, заставив бедного Виктора согнуться в три погибели.
— А теперь послушай меня, — сказала она, отсмеявшись и убедившись, что приступ кашля в конечном счете отпустил Викто-pa. — Я появилась в твоей жизни вовсе не для того, чтобы ее укоротить. Я, конечно, не доктор и не мужчина и не знаю очень многого из того, что знаешь ты, но зато я знаю кое-какие вещи, о которых ты понятия не имеешь.
— Конечно, ты же ведьма, — съязвил Виктор.
Арина, однако, никак не прореагировала на эту реплику.
— Ты должен пообещать мне, — серьезно продолжала она, — что иногда, когда я знаю то, чего ты не знаешь, ты будешь меня слушаться. Ты обещаешь?
Виктор поднял правую руку.
— Клянусь луной, — торжественно произнес он.
11. Гость
Кролик Лёха спрыгнул с дивана и слегка приподнял длинные уши, глядя в сторону входной двери.
За нею раздались шаги, потом послышался звук поворачивающегося в замке ключа, дверь распахнулась, и Виктор с Ариной, к его радости, наконец-то вошли в дом.
— Вот теперь, между прочим, я действительно голоден, — с порога объявил Виктор. — Запросто могу слопать лошадь.
— Честно говоря, я совсем не убеждена, что смогу приготовить для тебя лошадь, — сказала Арина, отправляясь на кухню, — но что-нибудь попробую. Может, это и не будет так вкусно, как лошадь, но я все-таки рискну, а вдруг тебе понравится. А пока что подойди сюда и скажи мне, как тебе нравится вот это.
Она открыла шкаф и вытащила оттуда один из пакетов, внутри которого оказались бутылка шампанского и две длинные свечи.
— Ого! — восхитился Виктор. — Похоже, что у нас будет настоящий праздничный обед.
— Да, сэр, — склонила головку Арина. — Представьте себе, сэр. Именно так, как вы изволили заметить, сэр. Праздничный обед. И посмей только сказать мне, что у нас недостаточно повода для этого!
Виктор предпочел промолчать.
Девушка, безусловно, права!
Более серьезного повода для праздничного обеда невозможно было придумать.
— Вот так-то лучше, — примирительно сказала Арина. — А теперь я хочу, чтобы ты не путался здесь под ногами, а отправился в ванную и привел себя в порядок. Побрился, переоделся и так далее.
Виктор вытянулся во фронт и щелкнул воображаемыми каблуками.
— Можно идти? — спросил он.
— Выполняйте, — отпустила его Арина.
— Будет исполнено, миледи!
Он отдал честь, развернулся и направился в спальню.
— Да, знаешь что… — раздался голос у него за спиной.
Виктор остановился, тоскливо посмотрел на Арину.
— Что, приказ отменяется? — скучным голосом спросил он.
— Вовсе нет. Совсем наоборот. Я просто хочу, чтобы ты все делал быстро. Мне бы хотелось, чтобы у нас с тобой было достаточно времени прежде, чем придет твой отставной мент.
— Хорошо, — кивнул Виктор. — То есть я хотел сказать, слушаюсь. Разрешите идти?
— Вы свободны, — поневоле улыбнулась Арина.
— Не беспокойся. Горлов придет в шесть тридцать. Времени у нас полно.
Он подмигнул Лёхе и скрылся за дверью.
День этот промелькнул так быстро, что, казалось, его и вовсе не было, а было просто одно бесконечно длинное утро, постепенно переходящее в ранние сумерки. Солнце, не успев взойти, уже неуклонно катилось вниз, и все удлиняющиеся тени деревьев перебросили вереницу черных мостков через ведущую к дому ленту дороги. Воздух сгустился, и все вокруг, включая и сам дом, представлялось в этом предвечернем освещении чем-то зыбким и неверным.