— Это мой друг, — представил он. — Его зовут Лёха.
Макс мгновенно понял свою оплошность и постарался исправить ее.
— Привет, Лёха, — сказал он, вежливо поклонившись. — Очень приятно познакомиться. Меня зовут Макс.
Лёха покосил глазом и двумя прыжками оказался в дальнем углу комнаты.
— Похоже, он не очень-то разговорчивый, — заметил Макс, провожая его взглядом.
— Он просто должен привыкнуть, — вступился за своего любимца Виктор. — Не так уж часто за свою жизнь он встречал чужих людей.
— Нет вопросов, — развел руками Макс. — Я не спешу, так что, надеюсь, у нас будет время сойтись поближе.
Он снова повернулся к шкафу с пластинками.
— Так что за шедевры вы здесь собрали?
— О, здесь почти весь Утёсов, Оскар Строк, лучшие регтаймы Скотта Джоплина и даже Лолита Торрес, она была когда-то знаменитой в Союзе.
— Класс! — вновь восхитился Макс.
Он вытащил несколько пластинок и стал крутить их в руках, читая названия. Делал он это довольно небрежно, и Виктор забеспокоился.
— Пожалуйста, будьте осторожны, — попросил он, — их ничего не стоит сломать. Сегодня утром я уже разбил одну, это была моя любимая… Они в самом деле очень хрупкие.
Макс аккуратно положил пластинки назад, оставив только одну из них, со знаменитой маркой «Голос моего хозяина». На известном в свое время на весь мир рисунке собачка прислушивалась к вылетающим из граммофонной трубы звукам.
— Это регтайм Скотта Джоплина, — сказал Макс. — Можно я поставлю?
Он снова в упор взглянул на Виктора.
— Конечно, — смутился тот. — О чем речь!
— Мне надо покрутить ручку? — спросил Макс, ставя пластинку.
— Нет, в этом нет необходимости, — улыбнулся Виктор. — Ручка — это просто так, бутафория. Для красоты. Вот кнопка, которая все приводит в движение.
— Нет вопросов, — снова сказал Макс. — Все ясно.
Он опустил иглу на пластинку и нажал кнопку. Из раструба понеслись звуки регтайма.
— Вот это кайфово! — прищелкнул языком Макс. — Классная штука. Не продадите?
— Нет, что вы! — покачал головой Виктор. — Я же вам говорил, это еще дедушкин… Я…
— Да ладно вам! — рассмеялся Макс. — Я просто пошутил, не берите в голову.
Виктор чувствовал себя все более и более неловко. От этого с каждой минутой росло и его раздражение. Он вдруг осознал, что оно усиливается еще и оттого, что Арина слишком долго не появляется. Однако почему-то по-прежнему не решался поторопить ее.
Голубые глаза гостя, на упорный взгляд которых он то и дело натыкался, вызывали в нем странное смятение, заставлявшее его действовать наперекор собственным желаниям.
— Может быть, сядем за стол? — предложил он. — Арина сейчас появится.
— С удовольствием, — охотно согласился Макс.
Арина стояла в спальне, прижавшись спиной к закрытой двери, из-за которой неслись бодрые звуки регтайма. Она ярко накрасилась, одела новое платье, изобретательно, на скорую руку сшитое из оконной шторы.
Ничего не выражавшее, словно застывшее лицо ее было устремлено куда-то вдаль, казалось, вся она находится бесконечно далеко от этого дома и всего, что происходит в нем.
На самом же деле с первой минуты появления Макса Арина напряженно прислушивалась к малейшему звуку, долетавшему из гостиной. Она знала, что ей давно уже пора выйти, но все медлила, замерев у хрупкой перегородки, отделявшей ее от обоих мужчин, и вперив неподвижный невидящий взгляд в пространство.
Только иногда глубокие, как перед погружением в воду, вдохи выдавали жизнь в этой внезапно окаменевшей статуе.
12. Тусовка
Здоровенный тридцатилетний мужик по прозвищу Кипа стоял на маленькой площади перед баром «Перекресток» и, почесывая затылок, уныло смотрел на надпись «Закрыто», выставленную в окне бара.
На самом деле Кипу звали редким именем Игнат, но никто его никогда по имени не называл, с малолетства звали только так — Кипа. Дело в том, что еще в далекие отроческие годы он широко раздвигал руки и пояснял при этом, что, когда вырастет, хочет иметь вот таку-у-у-ую кипу денег. Так оно и пошло, прилипло к нему погоняло намертво.
Из груды картонных ящиков, сваленных за углом здания, выбрался какой-то жеваный засаленный парнишка лет семнадцати по имени Муса и, позевывая, лениво приблизился к Кипе. Происхождения Муса был неизвестного, ясно только, что не здешнего, а какого-то азиатского. Как он сюда попал, где и на что живет, этого вообще никто не знал.