— Куда ты? — тихо спросила Арина.
— Я должен похоронить его, — глухо ответил Виктор.
— Я с тобой.
Виктор бросил беглый взгляд на лежавшего в луже крови Макса.
— Бояться больше нечего. С ним все кончено. Побудь здесь, я скоро вернусь. Я должен это сделать сам.
И, не дожидаясь ее возражений, вышел из комнаты.
Арина уныло посмотрела ему вслед. Прекрасно понимала его желание остаться с Лёхой наедине в последние минуты, но ей было ужасно неспокойно одной, и она ничего не могла с этим поделать.
— Если ты очень боишься, — донесся со двора голос Виктора, — запри дверь на защелку…
Арина тут же послушно, машинальным жестом защелкнула дверь, но страх от этого вовсе не прошел. Чем больше она смотрела на Макса, тем больше ей казалось, что он сейчас оживет и бросится на нее.
В довершение всего вдруг раздался громкий бой дедушкиных часов, заставивший ее сильно вздрогнуть от неожиданности. Часы пробили шесть.
— Боже мой, — прошептала Арина, — скоро же придет майор!
Она заметалась по комнате, не зная, за что хвататься раньше. Потом положила револьвер и, все еще с опаской приблизившись к Максу, подняла валявшуюся на полу этажерку. После чего с огромным усилием водворила на прежнее место тяжелый граммофон.
Макс при этом по-прежнему не шелохнулся, и ее подозрительность стала потихоньку рассеиваться. Она бросилась на кухню в поисках тряпки, чтобы вытереть кровь.
Стоило Виктору выйти из дома, как ветер яростно набросился на него. Со свистом швырял какие-то веточки и листики ему в глаза, лез под рубашку, закладывал уши, но Виктор только крепче прижимал к себе Лёху, бессознательно пытаясь сохранить тепло зверька. Он на секунду остановился и, согнувшись от нападавшего ветра, переложил кролика в одну руку, другой подхватил валявшуюся на земле лопату.
Луна ярко освещала участок, и Виктор шел все дальше, в самую его глубину, туда, где когда-то проходила четкая граница между садом и лесом. Граница эта была давно стерта, и лес подступал все ближе, ежегодно отвоевывая себе новое пространство. Виктор поначалу пытался бороться, рубил деревья, выкорчевывал пни, но потом плюнул, сдался и уже лет пять или шесть с печалью наблюдал, как лес жадно поглощает сад, неуклонно сокращая его владения.
Наконец Виктор остановился. Дальше идти было опасно. Лес выставил здесь свой авангард, и раскачивающиеся с жутким скрипом деревья грозили в любую секунду обрушиться на рискнувшего приблизиться к ним смельчака.
Виктор огляделся по сторонам и, решив, что место вполне подходящее, бережно положил Лёху на землю, поплевал на ладони и принялся копать могилу.
Арина действовала, как всегда, быстро и ловко. Сняла со стенки разбитую пулей фотографию, перевесила на ее место другую, убрала осколки.
В комнату постепенно возвращались прежние порядок и уют. Весь вид портил теперь окровавленный труп Макса.
Арина вздохнула и, взяв себя в руки, начала вытирать залитый кровью пол.
Виктор уложил Лёху на дно могилки.
Ветер тут же запорошил трупик землей, затем резанул Виктора по глазам и, убедившись, что слезы выступили, унесся чрезвычайно довольный.
Грозно раскачивающиеся неподалеку деревья вдруг выпрямились и замерли на секунду, словно отдавали погибшему последние почести.
Впрочем, Виктор ничего этого не замечал. На сердце у него было пусто и холодно.
— Прощай, Лёха! Прощай, дружище! — произнес он.
И, закончив эту краткую надгробную речь, принялся забрасывать могилку землей.
Арина стояла на кухне, выжимала и полоскала кровавую тряпку. Ее тошнило.
Красная вода сбегала в сток раковины.
Арина дождалась, пока вода снова станет прозрачной, выжала тряпку, наполнила водой ведро и заставила себя вернуться обратно в комнату.
Виктор выпрямился. Дело было сделано.
На месте могилки возвышался теперь небольшой холмик, надежно укрывший останки бедного Лёхи.
Взявший было небольшой тайм-аут ветер вернулся обратно и задул с новой силой. Деревья угрожающе заскрипели, снова пришли в движение.
Виктор повернулся и, понурив голову, зашагал к дому.
Арина ползала на коленях вокруг Макса, тщательно вытирая кровь. Оставалась последняя лужица, вокруг его головы. Проблема состояла в том, что кровь, хотя и гораздо меньше, но все же по-прежнему продолжала сочиться из тела на пол.