Жаль, если это так… Девочка-то славная, сразу ему понравилась. Не похоже, чтобы она была в чем-то замазана…
А как у нее глаза сияют, когда она смотрит на Виктора!
Аж вся светится!..
Видно, как она хочет, чтобы Виктор был счастлив с ней. Мечтает, как дети у них пойдут, будут в саду копаться, цветы сажать…
При этих мыслях лицо бывшего оперативника посветлело, он усмехнулся своим фантазиям и только тут осознал, что по-прежнему держит трубку около уха.
По-прежнему глядя на памятную ему фотографию, Владимир Эдуардович медленно положил трубку обратно на рычаг.
27. Преступление
Макс открыл глаза. По мере того как сознание медленно возвращалось к нему, расплывающиеся черты смотрящей на него Арины становились все резче, все выразительнее.
Он окинул взглядом комнату: Виктора рядом не было. Макс не помнил, куда тот делся, но это было совершенно неважно сейчас. Он наконец-то остался наедине с девушкой и будет просто идиотом, если немедленно не воспользуется этим.
Уж он-то знает, как заставить ее делать то, что нужно!
Лишь бы этот мудак не вернулся раньше времени. У него еще есть шанс. Последний шанс, судя по всему.
— Арина, — прошептал Макс, — ты ведь не дашь мне умереть, а? Ты же не говно какое-то, ты же реальная, правда? Ты помнишь, как мы встретились, как ты в первый раз пришла ко мне? Я знаю, ты ведь ничего не забываешь. Это было нефиговое времечко, правда? Ты была такая юная, неопытная, такая… сладкая…
— Как ты меня нашел? — прервала она его.
— Как нашел? — повторил он.
Подобие улыбки появилось на его посиневшем лице:
— Я ведь всегда тебя нахожу, малыш, да? Тут нет никакой тайны. Я умею заставить людей рассказать мне, где тебя искать. Ты ведь знаешь. Они, даже, если и не хотят, все равно мне все скажут…
— Это ты убил бармена?
Он ухмыльнулся:
— Ну что ты так напряжно, малышка… Какой-то бармен коньки склеил, тебе-то что?.. Главное, что я тебя нашел… Потому что ты для меня… А-а-а!..
Он выдержал очередную набежавшую на него волну боли, продолжил уже несколько окрепшим голосом:
— Ты помнишь, Ариша? Все то время, что мы тусовались вместе, а? Нам было с тобой нефигово вдвоем, в постельке, помнишь? Разве ты не торчала со мной по полной, а? Ништячно ведь было, правда? Разве я не дал тебе все, что может мужик дать своей девочке? Признайся, Аришка!.. А прикиды какие я тебе дарил!..
Арина молчала, внимательно смотрела на него огромными, затянутыми зеленоватой тиной глазами. Она почти не слышала его.
В голове ее, как меняющиеся на экране слайды, возникали застывшие картины ее прошлой жизни.
Она видела свои руки, привязанные к спинке кровати так крепко, что на них потом несколько дней не проходили красные следы…
…заново разглядывала свои раздвинутые ноги, крепко схваченные ремнями с двух сторон…
…в ужасе рассматривала надвигавшееся на нее, беспомощно распятую, скуластое лицо Макса с застывшей на нем сладострастной улыбкой…
Арина вздрогнула от того, как явственно всплыло все это сейчас у нее в памяти.
Теперь она видела его в профиль, между висящими со всех сторон женскими платьями. Он стоял со спущенными штанами, а перед ним, повернувшись к нему задом, лицом на столе лежала женщина. Юбка у нее была задрана, а голая задница тряслась, как студень, от движений яростно входившего в нее Макса.
Женщина в отчаянии смотрела на нее, на Арину, из открытого рта ее тонкой струйкой стекала слюна. Она пыталась сказать, выкрикнуть что-то, но вместо этого только хрипела. По накрашенному морщинистому лицу безостановочно текли слезы.
Вдруг глаза ее застыли, остекленели, изо рта вывалился язык.
Макс все еще продолжал энергично входить в обмякшую женщину. Потом остановился, замер, с протяжным стоном содрогнулся несколько раз.
Выпрямился, подтянул штаны и внезапно оглянулся.
На лице его играла сальная торжествующая улыбка.
Арина резко тряхнула головой, пытаясь отбросить от себя воспоминания, которые роились, наслаивались, подкатывали к горлу неудержимым желанием выблевать их все без остатка…
…она видела Макса со спины, совершенно обнаженного и мускулистого, гладившего лежащую рядом с ним большую белую собаку с длинной пушистой шерстью…
…слышала свист хлыста, рассекающего воздух, собачье рычание и свой собственный крик…
Макс по-прежнему что-то говорил ей.
Она усилием воли удержала душившую ее тошноту, с трудом заставила себя прислушаться. Ненависть хищной пойманной птицей билась в ее голове.