Она вздохнула:
— Курить очень хочется. Сейчас бы эта сигара Варварина не помешала.
— Как же это ему сошло с рук?
Арина пожала плечами:
— Не знаю. Как-то сошло. С точки зрения кодекса преступления ведь не было. И свидетелей не было. Только я. Но я, как ты понимаешь, молчала.
Она снова вздохнула, ей не хватало воздуха.
— Я думаю, всякого такого говна в его жизни полно. Помнишь, он рассказывал тебе про свою собаку, Лушу? Это была большая шотландская овчарка-альбинос. Представляешь колли с длинной волнистой белой шерстью? Очень красивая. Он спал с ней, понимаешь?
Виктор недоуменно повел бровью. Он не видел в этом ничего особенного. Лёха тоже, бывало, спал на его кровати.
— Я вижу, ты не понимаешь, — усмехнулась Арина. — Он ее развратил, спал с ней, как с девкой. Он трахал ее каждую ночь и однажды сделал ей так больно, что она укусила его. Помнишь, он показывал тебе шрам на руке? После этого он пристрелил ее.
— Господи боже мой! — пробормотал Виктор.
Он был совершенно потрясен Ариниными рассказами. А несчастная убитая развращенная собака просто добила его.
Он с детства обожал животных, именно эта любовь определила для него выбор профессии. В ветеринарную клинику, в которой он работал долгие годы, частенько попадали избитые, брошенные, обиженные людьми звери. Но ему никогда не доводилось слышать такой дикой истории.
Он растерянно взглянул на Арину. Его поразила ее неестественная бледность, подчеркнутая лунным неверным светом. Если бы не горящие лихорадочным блеском глаза, девушку вполне можно было принять сейчас за привидение, именно такими они изображались в американских фильмах.
Жуткая догадка мелькнула вдруг в голове Виктора.
— Что ты с ним сделала? — тихо спросил он.
Арина не ответила. Она сделала странный жест — провела руками по лицу, как будто снимала с него приставшую маску. Потом, глядя куда-то в пространство, заговорила совсем другим, ровным тихим голосом:
— Как я его ненавидела! Это даже трудно себе представить, как я его не-на-ви-де-ла! Каждую черточку его лица, каждый изгиб. Когда он лежал рядом, я даже не могла смотреть на него, боялась, что однажды не стерплю и брошусь на него так же, как Луша. Поэтому у меня и появилась привычка закрываться с головой, когда я сплю. Я не хотела видеть его, когда засыпала, и не хотела видеть его, когда проснусь.
Она замолчала, чтобы передохнуть. Ей с все большим трудом давались эти рассказы.
— Ты его убила? — спросил Виктор.
Арина опять не ответила. Сидела очень прямо, вытянув тонкую шею, словно прислушиваясь сама к себе.
Неожиданно она встала и направилась к мотоциклу, черным могучим зверем уснувшему неподалеку.
Виктор, озадаченный ее отрешенным видом и непонятным поведением, поспешил за ней.
Она открыла кодовые замки на седельных сумках, стала быстро вынимать оттуда и бросать на землю различные предметы. Виктор с изумлением увидел несколько пар блеснувших в лунном свете наручников, плетеный кожаный кнут с инкрустированной перламутром рукояткой, шелковые шарфы, женское белье, шприцы, жгут, пакетики с белым порошком, всевозможные вибраторы, стимуляторы и прочие личные вещи, красочно свидетельствующие о пристрастиях своего хозяина.
— Вот вся его жизнь, — глухо сказала Арина, опустошив сумки. — Больше ничего. Только это.
Ветер, с жадностью набросившись, молниеносно разметал всю груду в разные стороны. На земле остались только наручники, которые ему было не под силу поднять.
Арина проследила, как извиваясь змеей, в последний раз мелькнул и исчез в темноте белый шелковый шарф, которым Макс любил привязывать ее, и заговорила опять, торопливо, сбивчиво, словно боялась, что не успеет высказаться до конца:
— Все эти годы я мечтала уйти от него, убежать куда угодно, хоть на край света. Я больше не могла выносить этого. Он издевался надо мной, как хотел, постоянно бил меня, мучил. Он считал, что воспитывает во мне чувственность, на самом же деле он уничтожал ее. Я… Я в первый раз за долгие годы кончила с тобой. Правда! Я думала, что вообще разучилась кончать, что у меня больше не будет оргазма. Но я ничего не могла сделать. Я даже не пыталась сопротивляться. У него была какая-то власть надо мной, которую я даже не могу объяснить. Я знаю, это звучит очень странно, по-дурацки, но это было именно так, поверь мне…
Она замолчала, отчаянно замотав головой.