Пока старики бесѣдовали, порицая современные нравы и вспоминая прошлое время, молодые люди вышли за ограду замка, поднялись на ближайшій холмъ и оттуда по тропинкѣ стали спускаться къ ущелью. Шоринъ, пришедшій въ великолѣпное расположеніе духа отъ присутствія Наташи, всю дорогу безъ умолка говорилъ о себѣ, вспоминая свои исключительныя удачи въ области бокса, футбола и тенниса. Сергѣй же, наоборотъ, почти всю дорогу молчалъ и старался идти сзади, чтобы не мѣшать своему другу плѣнить сердце прекрасной собесѣдницы.
— Хорошо… Но если вы такой боксеръ, то почему же вы не отразили нападенія бандитовъ боксомъ? — съ притворнымъ удивленіемъ глядя на Виктора, спросила Наташа.
— Ну, да! — возмущенно отвѣтилъ тотъ, пригладивъ волосы, отъ волненія разметавшіеся по всей головѣ. — Какъ-же мнѣ было драться съ ними, если они не знаютъ самыхъ элементарныхъ пріемовъ?
Подойдя къ обрыву, молодые люди сѣли на стволъ поваленнаго бурей дерева и нѣкоторое время молча любовались видомъ на мрачные извивы ущелья.
— Скажите, Сережа, — спросила, наконецъ, Наташа. — Вы когда-нибудь летали на аэропланѣ?
— Нѣтъ, никогда.
— А вы, Викторъ Степановичъ?
— Я? Конечно.
— Много разъ?
— Разъ десять… Двѣнадцать.
Сергѣй удивленно взглянулъ на пріятеля, но ничего не сказалъ.
— А вокругъ свѣта вы ни съ кѣмъ не летали?
— Не приходилось. Думаю, однако, что не полетѣлъ бы, даже если бы представилась возможность. Очень ужъ скучно. Наверху или тучи, или голубое небо и звѣзды. А внизу все время какіе-то географическіе контуры. Нѣтъ, гораздо лучше для путешествій автомобиль. Взялъ, напримѣръ, машину лучшей марки, сѣлъ за руль — и въ путь. Одно государство проѣхалъ, другое проѣхалъ, третье. Пустыни по дорогѣ, перевалы, степи…
— А я охотно полетѣла бы, напримѣръ, на полюсъ, — обращаясь къ Сергѣю, серьезно проговорила Наташа. — Теперь, когда путешественники могутъ сноситься съ оставшимися близкими по радіо, все это такъ интересно… Подумайте: люди отдѣлены океанами, льдами, а оставшіеся здѣсь слѣдятъ за ними, узнаютъ объ успѣхахъ, неудачахъ… Бакъ мы сейчасъ далеко ушли отъ положенія прежнихъ мореплавателей! Отплывали они, исчезали, и по нѣсколько мѣсяцевъ, даже по нѣсколько лѣтъ — никакихъ вѣстей. Гдѣ? Что съ ними?
Наташа, вдругъ, прервала рѣчь, покраснѣла. Ей показалось страннымъ: откуда такое краснорѣчіе? И почему такой поэтическій тонъ? Тряхнувъ головой и пренебрежительно разсмѣявшись, она взглянула на возвышавшуюся надъ обрывомъ скалу и весело спросила:
— А вы, господа, взбирались на этотъ пикъ?
— На этотъ? Нѣтъ, не взбирались, — отвѣтилъ Сергѣй.
— Какъ не взбирались? — Викторъ обидѣлся. — Я взбирался, конечно.
— Когда же? Не помню.
— Ясно, почему не помнишь. Я ладилъ туда одинъ, когда ты сидѣлъ дома и писалъ стихи.
— А я любила, вскарабкавшись на него, опускать ноги внизъ, въ пропасть, и сидѣть такъ. Сережа, хотите, полѣземъ?
— Нѣтъ. Я не спортсмэнъ.
— Да, знаю. Поэты любятъ только описывать все возвышенное, но не испытывать. А вы?
— Я? — Шоринъ мелькомъ взглянулъ на скалу, на которой никогда еще не бывалъ. — Съ удовольствіемъ… Къ сожалѣнію, только, для этого костюмъ нуженъ былъ бы другой… И палка. Но, во всякомъ случаѣ, пожалуйста.
Наташа легко, граціозно начала взбираться по уступамъ скалы. Не прошло и десяти минутъ, какъ она уже стояла наверху стройная, бѣлая, точно горная фея, и съ улыбкой смотрѣла, какъ медленно, неуклюже, хватаясь руками за уступы и вѣтви молодыхъ сосенъ, къ ней пробирался Викторъ.
Сергѣй присѣлъ у основанія скалы и съ притворнымъ равнодушіемъ сталъ ждать возвращенія спутниковъ. Конечно, онъ тоже могъ бы подняться, это не такъ трудно. Но отвѣсныхъ обрывовъ и пропастей онъ не любилъ. Кружилась голова, возникало отвратительное ощущеніе тошноты. А, кромѣ того, съ какой стати онъ будетъ исполнять прихоти этой сумасбродной дѣвицы? Вотъ, если бы тутъ была Кэтъ… Дѣло другое. Что съ ней сейчасъ? Ъздитъ, навѣрно, по Парижу. Осматриваетъ музеи, дворцы. А, можетъ быть, грустно сидитъ въ паркѣ, смотритъ на фонтанъ и думаетъ о немъ?..
Сергѣй бросилъ взглядъ наверхъ, гдѣ находилась Наташа, но затѣмъ, точно испугавшись, опустилъ голову и грустно началъ разсматривать росшую вокругъ траву. Вотъ, муравей ползетъ внизу…. Тащитъ громадную ношу. Ноша гораздо больше его, чувствуется, что не подъ силу. Но упрямецъ не впадаетъ въ отчаяніе, лѣзетъ. Какъ ему страшно среди всѣхъ этихъ зарослей! Трава для него — дремучій лѣсъ. Стебли — стволы деревьевъ. А на вершинахъ нѣкоторыхъ деревьевъ — гигантскіе цвѣты. Въ сотни разъ больше него… Удивительно.