Спустившись изъ воротъ на шоссе, Шоринъ повелъ Жоржа и Сурикова по сокращенной дорогѣ черезъ лѣсъ. Жоржъ шелъ легко и свободно. Что же касается Николая Ивановича, то онъ все время просилъ своихъ спутниковъ идти медленнѣе, ссылаясь на одышку.
— Смотрите, господа, — сказалъ Жоржъ, останавливаясь на полянѣ, съ которой тропинка круто сворачивала къ рѣкѣ. Недалеко, какъ будто, пожаръ.
— Въ самомъ дѣлѣ, что-то горитъ, — подтвердилъ Николай Ивановичъ, у котораго не выходило изъ головы ужасное сообщеніе комиссара.
Викторъ бросилъ взглядъ туда, куда показывалъ Жоржъ, и началъ торопливо спускаться.
— Сейчасъ будетъ ручей, — нервно сказалъ онъ. — Дойдя до него, мы свернемъ вправо. Въ двухстахъ метрахъ оттуда находится мельница.
Онъ двинулся впередъ, дошелъ до ручья, посмотрѣлъ вправо и испуганно закричалъ:
— Господа! Это горитъ мельница!
Черезъ десять минутъ всѣ трое подошли къ мѣсту пожара. Огонь пылалъ, превративъ ветхое деревянное зданіе въ костеръ. Невдалекѣ отъ пожарища виднѣлась фигура полицейскаго. Суриковъ подошелъ къ нему, приподнялъ шляпу:
— Скажите, мсье… Здѣсь хранится трупъ, найденный сегодня утромъ?
— А вамъ какое дѣло?
Полицейскій высокомѣрно взглянулъ на незнакомаго ему господина.
— Имѣйте въ виду, что мы пришли сюда не сами, а по просьбѣ комиссара. — Николай Ивановичъ покраснѣлъ. — Можетъ быть, этотъ убитый — изъ нашей семьи. Вы понимаете это?
— Мой помощникъ уже пошелъ въ городъ, — измѣнивъ тонъ, миролюбиво произнесъ полицейскій. — Комиссаръ сейчасъ, навѣрно, придетъ.
Затѣмъ, сообразивъ, что явившіеся сюда иностранцы могутъ оказаться людьми вліятельными, онъ уже жалобнымъ тономъ продолжалъ:
— Главное, кто могъ предположить, что мельница такъ скоро разгорится? Всего одинъ часъ, а какъ пылаетъ! Вѣдь, мы тоже люди. Пошли обѣдать. Въ двѣнадцать часовъ всѣ приличные люди обѣдаютъ. Черезъ часъ вернулись — и все въ огнѣ. Хотѣлъ бы я знать, какая каналья подожгла эту развалину!
— А что же съ трупомъ? — спросилъ Жоржъ, когда полицейскій окончилъ свои изліянія. — Онъ оставался внутри?
— Внутри, мсье.
— Значитъ, теперь не удастся опознать его. Очевидно, преступники рѣшили замести слѣды.
— Должно быть, мсье.
Суриковъ подошелъ поближе къ горѣвшей постройкѣ и хмуро сталъ смотрѣть на огонь. Негодованіе противъ полицейскаго уже прошло; но настроеніе было попрежнему мрачное. — Неужели, въ самомъ дѣлѣ здѣсь Сергѣй? — съ содроганіемъ думалъ онъ, глядя на пламя и дымъ, окутавшіе груду уже рухнувшихъ деревянныхъ частей постройки. — Несчастный юноша… За что это? Какъ ужасно кончилась дѣтская затѣя… А что будетъ съ Павломъ Андреевичемъ!
Шоринъ стоялъ невдалекѣ отъ Сурикова и тоже наблюдалъ за пожаромъ. Видъ у него былъ убитый. Онъ весь какъ-то сгорбился, руки безпомощно повисли. На лицѣ застыло выраженіе страха и жалости.
Минутъ черезъ десять со стороны шоссе послышалось гудѣніе автомобиля, и на тропинкѣ, ведущей къ мельницѣ, появилась фигура комиссара въ сопровожденіи чиновъ полиціи и нѣсколькихъ пожарныхъ, тащившихъ шланги.
Комиссаръ сейчасъ производилъ впечатлѣніе совсѣмъ не того скромнаго застѣнчиваго человѣка, какимъ показался Николаю Ивановичу во время посѣщенія замка.
— Годфруа! — гнѣвно крикнулъ онъ, подбѣгая къ находившемуся возлѣ пожара полицейскому. — Вы понимаете, что васъ нужно отдать подъ судъ?
— Понимаю, господинъ комиссаръ.
— Вы думаете, что дежурство въ нарядѣ простыя шутки?
— Ни въ коемъ случаѣ, господинъ комиссаръ.
— Почему же вы съ Жакомино самовольно пошли обѣдать, когда вамъ нужно было находиться на посту?
— Мы не обѣдали, господинъ комиссаръ. Мы только пошли въ кафе перекусить сыра.
— Вы увидите, во что вамъ обойдется этотъ сыръ! Господа! — съ досадой въ голосѣ обратился комиссаръ къ Сурикову и его спутникамъ. — Простите, но какъ вы понимаете сами, я уже не могу воспользоваться вашими услугами. Рикэ! Принимайтесь за дѣло! Спускайте шланги въ ручей!
— Я боюсь, господинъ комиссаръ, что до ручья шланга не хватитъ, — нерѣшительно замѣтилъ старшій пожарный. — Впрочемъ, попробуемъ. Ри-бо! Разворачивай шлангъ!
— Сію минуту, господинъ шефъ, — отвѣтилъ второй пожарный. — Эй, Жакъ! Тащи шлангъ!
— Слушаю. Эй, Морисъ! Давай сюда шлангъ!
— Жанъ! Шлангъ подай! Живо! — въ свою очередь крикнулъ Морисъ,
Тонкая струя брызнула, наконецъ, въ огонь, Громадные языки пламени пожирали остатки досокъ и балокъ. Комиссаръ время отъ времени давалъ краткіе совѣты своимъ подчиненнымъ, обходилъ мельницу со всѣхъ сторонъ, накидывался на Годфруа, который для искупленія своей вины старался выказать максимумъ энергіи и покрикивалъ на полицейскихъ, помогавшихъ пожарнымъ тушить огонь.