— Лежи спокойно, старикъ, лежи, — одобрительно проговорилъ старшій чиновникъ, дружески похлопывая покойника по плечу. — Пожилъ, голубчикъ, достаточно. Ну, а теперь, Паво, распорите тюфякъ. Въ Савойѣ, мсье, половина капиталовъ обыкновенно находится въ тюфякахъ, четверть въ подушкахъ и только четверть показывается иногда на свѣтъ Божій, да и то не надолго.
— Сто, — безучастно проговорилъ Паво, вытаскивая изъ тюфяка бумажку и передавая ее шефу.
— Дальше.
— Сто.
Паво передавалъ другую бумажку.
— Есть. Ну, ну, распорите шире, Паво. Иначе мы пробудемъ тутъ до слѣдующаго понедѣльника.
— Пятьдесятъ, — продолжалъ Паво. — Еще пятьдесятъ. Десять. Двадцать, вышедшихъ изъ употребленія.
— А золота нѣтъ?
— Сейчасъ, господинъ шефъ. Пока идетъ только мягкое. Вотъ. Золотой.
— Давайте сюда.
— Еще золотой. Третій. Четвертый. А это? Жетонъ за стрѣльбу.
— Кладите на полъ.
— Пуговица. Позолоченная. Дамская перчатка. Еще пуговица. Двадцать су.
Николай Ивановичъ, раскрывъ ротъ отъ удивленія, смотрѣлъ сквозь очки то на таинственный тюфякъ, то на образовавшуюся на полу груду денегъ и различныхъ мелкихъ вещей. Его удивляли, главнымъ образомъ, конечно, не деньги, а пуговицы и многіе другіе предметы, совершенно не подходящіе для набивки обычныхъ тюфяковъ.
— Все, Паво?
— Все.
Помощникъ всталъ и началъ отряхивать пиджакъ отъ приставшей къ нему шерсти.
— Пересчитайте и составьте опись.
— Слушаю.
Чиновникъ закурилъ и въ ожиданіи, пока Паво кончить свое дѣло, началъ говорить о мѣстныхъ правахъ.
— Я самъ понимаю, мсье, что деньги нужно копить для обезпеченія старости. Каждый благоразумный человѣкъ тридцати лѣтъ отъ роду долженъ сознавать, что часть заработанныхъ денегъ онъ обязанъ ассигновать на благотворительность самому себѣ, когда ему черезъ тридцать лѣтъ стукнетъ шестьдесятъ. Но такую скупость, какую проявляютъ нѣкоторые наши савояры, я уже не одобряю. Возьмите, напримѣръ, сыровара Коннара. У человѣка состояніе въ двадцать милліоновъ, а живетъ, какъ нищій, въ старомъ сараѣ. А старуха Карро? Имѣетъ около пяти милліоновъ въ банкѣ, въ тюфякѣ и въ подушкахъ. А вы посмотрите, въ какихъ лохмотьяхъ ходитъ. На этой жадности одинъ лавочникъ ловко поддѣлъ нашихъ скрягъ. Впрочемъ, можетъ быть, я васъ утомляю, мсье?
— Нѣтъ, нѣтъ. Что вы.
— Такъ вотъ, извольте видѣть… Этотъ лавочникъ придумалъ такую комбинацію: за каждую покупку въ двадцать франковъ выдаетъ покупателю по простой чашкѣ съ блюдцемъ. Казалось бы, что такое чашка и блюдце? Но такъ какъ считается, что они даровыя, то весь нашъ округъ изъ-за нихъ буквально съ ума сошелъ. Отовсюду идутъ: съ горъ, изъ долины. Покупаютъ консервы, сахаръ, кофе, всякую всячину и, получивъ даромъ двѣ-три чашки, со счастливыми лицами возвращаются домой. Старуха Карро, напримѣръ, на это тоже попалась. Прежде даже въ мысляхъ у нея не было положить лишній кусокъ сахара въ кофе или съѣсть шоколаду. А теперь не узнать старой вѣдьмы: масло ѣстъ, вино пьетъ, шоколадъ глотаетъ по три плитки въ день. Недавно для даровыхъ чашекъ особый шкапъ даже купила. Жаль глупой старухи, конечно. Недолго проживетъ при такомъ внезапномъ обжорствѣ. Пропадетъ изъ-за чашекъ, помяните мое слово. Но что дѣлать… Ну, что, Паво, готово?
— Готово, господинъ шефъ.
— Дайте подписать. Мсье, вотъ стило. Погодите только, я прочту вамъ, а вы пересчитайте деньги, все ли правильно.
— Я и такъ вѣрю, мсье. Разрѣшите подписать.
— Нѣтъ, нѣтъ. Сначала послушайте. Вотъ: «При осмотрѣ вещей… и такъ далѣе… это все по формѣ… зашитыми въ подушки и тюфякъ оказались: девять тысячъ 465 франковъ въ бумажкахъ и золотомъ; восемь пуговицъ — три мѣдныя, четыре костяныя» одна позолоченная; ручка отъ зонтика; женская перчатка съ лѣвой руки; старая деревянная табакерка; семь карандашей; серебряная ложка съ монограммой; металлическій черенокъ отъ оловяннаго ножа; двадцать восемь женскихъ батистовыхъ платковъ и десять обломковъ предметовъ неизвѣстнаго типа и происхожденія.
Предметы домашней обстановки: кровать, два табурета, столъ, шкапчикъ, двѣ кастрюли, одна ложка, одна вилка, одна тарелка, шляпа, пальто. Въ столѣ и въ углу найдены: станокъ для мелкихъ работъ, 50 пружинъ для часовъ, 122 стрѣлки, 63 колесика».
— Такъ, — Суриковъ облегченно кивнулъ головой, когда чиновникъ окончилъ чтеніе. — Теперь можно подписать?
— Извольте. А за тѣломъ пришлемъ автомобиль. Паво, положимъ старика на кровать. Вотъ такъ.
Всѣ вышли наружу. Чиновникъ заперъ дверь на ключъ, и съ хитрой улыбкой спросилъ Николая Ивановича: