Оскорбленная Ольга Петровна молча сдѣлала нѣсколько шаговъ по направленію къ двери. Сыщикъ загородилъ ей дорогу.
— Нѣтъ, вы мнѣ сначала отвѣтите, — повелительно произнесъ онъ.
— Что жъ это такое? Старую женщину… Истязать такъ…
Она безпомощно опустилась на стулъ, заплакала. Павелъ Андреевичъ закрылъ глаза. На лицѣ его выражалось искреннее страданіе.
— Вы оба сидѣли на скамейкѣ и бесѣдовали, — продолжалъ Рато. — Такъ вотъ скажите: о чемъ шла бесѣда?
— О чемъ… — Ольга Петровна подняла платокъ къ глазамъ. — Я не такъ молода, чтобы хвастать памятью. Я о многомъ могла говорить со своимъ сыномъ…
— Но все-таки. Вспомните начало разговора хотя бы.
— Я спрашивала… Какъ онъ ѣхалъ ночью… Удобно ли было спать…
— А еще?
— Еще… Спросила… какъ дѣла въ Парижѣ… Какъ служба. Сказала… что мнѣ жаль Сергѣя…
— Благодарю васъ. Это все?
— Все…
— Хорошо. А теперь… Николай Ивановичъ, будьте добры, вызовите сюда молодого Горева.
Пока Суриковъ искалъ Жоржа, въ столовой царило тягостное молчаніе. Рато стоялъ возлѣ дверей, Вольскій съ мрачнымъ видомъ застылъ въ креслѣ, кузина его сидѣла на стулѣ, время отъ времени нервно вздрагивая.
— Мсье Горевъ, — проговорилъ сыщикъ, когда Жоржъ явился въ столовую вмѣстѣ съ Суриковымъ. — Будьте добры присядьте и отвѣтьте мнѣ на кое-какіе вопросы. Я говорю съ вами въ качествѣ офиціальнаго сыщика. Скажите: когда вы пріѣхали въ замокъ и въ ожиданіи ключа отъ комнаты сидѣли съ вашей матушкой на скамейкѣ, о чемъ вы оба бесѣдовали?
— Съ мамой? — Жоржъ удивился. — Право, не помню.
Онъ бросилъ на мать тревожный взглядъ. Та сидѣла не двигаясь.
— А вы вспомните, будьте добры. О чемъ шла бесѣда?
— Я не старался запомнить. Спросилъ, кажется, о дядѣ. Гдѣ онъ… Мама сказала, что въ Женевѣ.
— А еще?
— Говорили о томъ, что было бы пріятно мнѣ провести здѣсь отпускъ, если бы не ужасная исторія съ Сергѣемъ. Затѣмъ о погодѣ… Много ли дождливыхъ дней…
— И это все?
— Какъ будто все. А въ чемъ дѣло? По какому случаю вамъ интересно знать содержаніе частныхъ бесѣдъ?
— По какому случаю? — Рато улыбнулся. — А вотъ по какому. Никакихъ разговоровъ объ отпускѣ и о погодѣ не было, смѣю васъ увѣрить. А что было, — это вы сейчасъ увидите и услышите. Николай Ивановичъ, будьте добры вставить вилку провода въ штепсель, онъ сзади васъ. Благодарю. Верхнюю лампу я потушу, чтобы было ярче. Ну, вотъ. Прошу вниманія.
Въ аппаратѣ раздалось шуршаніе. Завертѣлся валикъ съ лентой кинематографа. И на экранѣ появилось двѣ огромныхъ головы рядомъ: Ольги Петровны и Жоржа.
— Ну, что? — раздался изъ аппарата женскій голосъ. — Не ожидалъ, что все будетъ такъ хорошо?
— Да, конечно. Хотя и жаль его, но я все-таки радъ.
— Теперь старикъ не выдержитъ, умретъ. И все его состояніе цѣликомъ перейдетъ къ тебѣ. Ты подумай: какое счастье!
— Да… Недурно.
— Теперь можешь бросить службу… Жить въ свое удовольствіе. Вздохнемъ оба. Наконецъ-то! Ты знаешь, сколько у него? Около двухъ милліоновъ фунтовъ.
Голоса въ аппаратѣ продолжали звучать. Головы на экранѣ двигались, улыбались. Но Вольскій и Суриковъ не могли уже разобрать, о чемъ шелъ разговоръ. Ольга Петровна вскочила со стула, топнула ногой, стала что-то выкрикивать истерическимъ голосомъ.
— Гнусность! Подлость! — воскликнулъ Жоржъ, подбѣгая къ матери. — Мама! Мы сейчасъ же уѣдемъ! Ни одной минуты здѣсь больше!
— Ну что, мсье? — спросилъ сыщикъ Вольскаго, когда Жоржъ, взявъ мать подъ руку, увелъ ее изъ столовой. — Желаете, чтобы я продолжилъ сеансъ?
Павелъ Андреевичъ съ отчаяніемъ посмотрѣлъ на дверь, на Рато, и умоляющимъ голосомъ проговорилъ:
— Нѣтъ… Ради Бога… Я уже убѣдился.
— Какъ угодно. — Сыщикъ выключилъ токъ и снялъ экранъ со стѣны. — Хотя жаль, что не хотите, — добавилъ онъ, убирая со стола аппараты. — Послѣ этого они говорили о томъ, какъ устроятъ свою жизнь… Между прочимъ, голоса эти конечно, принадлежали не имъ. На такомъ разстояніи я, къ сожалѣнію, не могъ записать звуковъ, и самъ наговорилъ слова на пластинку. Но за достовѣрность словъ безусловно ручаюсь. Запись вполнѣ совпадаетъ съ движеніями губъ. Можно сказать — идеально синхронистична.
— Да… Синхронистична… — Вольскій устало провелъ рукой по лбу. — Николай Ивановичъ, посмотрите, гдѣ Сергѣй. Я боюсь, чтобы Жоржъ чего нибудь съ нимъ не сдѣлалъ. Да… Синхронистична. Но все равно. Я умру ночью. Завтра вы меня похороните.