– Ты зачем на червяка плюешь! Ему и без того обидно. Тебя бы вот так! А потом ещё и плюнуть! А?
Лёха доволен: двадцать – ноль в его пользу. Я смирился с тем, что мой поплавок уснул. Куда мне со своей дрыной против Лёхиной удочки, лёгкой, гибкой. Бамбук. Аж изгибается под гольяном.
– Может хватит детей мучить, варвар! У них же родители есть.
– Ничего себе дети! Чуть ли не лапти. Еще штук двадцать – и на уху хватит.
– Ага!
Я уже хотел сказать: «Еще пять тысяч семьсот двадцать пять вёдер, и золотой ключик у нас в кармане!» Но только я произнёс про себя эту магическую цифру, как поплавок мой вдруг нырнул. Через секунду он снова появился, но уже в другом месте. Я так пригрелся на своем месте, так меня расслабило, что в первое мгновение даже не сообразил, как поступить.
– Клюет! Тяни! Ты что, не видишь?
От страха и неожиданности Лёха бросил свою бамбуковую удочку, на которой уже, наверняка, очумелые гольяны сжирали бедного червя, и ломанулся к моей удочке. Леска на удочке натянулась, удилище, лежавшее на земле одним концом, а другим на рогульке, вдруг дернулось и сползло в воду.
– Держи! Быстрее! – заорал я и тоже кинулся к берегу. На наших глазах происходило что-то странное, даже страшное. Мне показалось, что в воде, в этой спокойной заводи, где мы даже и глубины толком не знали, сидела вовсе не рыба, а водяной. Он сидел под водой и издевался над нами, дёргая мой крючок и заманивая нас в воду.
– Прыгай, чего стоишь!
– Сам лезь. Я не дурак в одежде лезть в воду.
– Скажи – струсил!
Я так и обомлел. Первая мысль была раздеться и прыгнуть за удочкой в воду. Удочка уже вышла на середину протоки и с хорошей скоростью пошла вниз по течению.
Меня охватила жуткая досада. Рыба уходила из-под самого носа. Я даже не мог представить её размеров. Лёха тоже метался, как зверь в клетке. Лезть в воду он, конечно же, не собирался.
На наших глазах удочка вышла из тихой протоки и скрылась в шумной воде основного русла.
– Это ты виноват! Чтоб ты подавился своими гольянами! – разорялся я, успокаивая себя, и срывая свою досаду на безобидном Лёньке. Лёха понимал, что это пройдет, и только скалил зубы.
– Личинку жалко, – тоскливо вздохнул я.
Услышав это, Лёха изменился в лице.
– Какую личинку?
– А чёрт ее знает. Пока шли, на земле увидел, в трухлявом дереве.
– А пошли, насобираем, если на них такая рыба клюет.
– Ну, вот ещё! Опять в воду лезть. Нет, я лучше гольянов ловить буду.
– Ну, ты и морда! Сидел и молчал. А я думаю, почему на мою ловятся гольяны, а твой поплавок молчит.
– Не царское это дело, всякую мелочь ловить.
Лёха уже машинально делал движения, то вынимая из воды рыбу, то швыряя пустой крючок. В воде творился настоящий ужас. Вокруг его крючка уже кишело тысяча проворных гольянов.
– Лови сам своих пираний, – пробурчал я, разматывая новую удочку.
От протоки уходил небольшой заливчик. В нём нагло плескалась какая-то рыба, и судя по характеру всплесков, явно не гольяны. Найдя узкое место в самом начале острова, мы перебрались на другой берег. Бросив на произвол свой лагерь, мы перешли по тонкому стволу дерева на высокий бережок и оказались словно в дебрях Амазонки. Из-за густого леса шум реки уже не был таким сильным, в лесу орала какая-то птица, а к самой воде подходили следы зверей.
Я вопросительно посмотрел на Лёху. Тот, как будто не замечая следов, наживил своего червя и забросил его в свободное от водорослей место.
– Это козы дикие, – пояснил он, заметив мой немой вопрос. –Наверное у них здесь водопой. А может они через остров на другой берег переплывают.
Я удивился догадливости и рассудительности друга и тоже закинул удочку. Уж эту я из рук вообще не выпущу.
На удивление, оба поплавка замерли, и мы, затаив дыхание, стали ждать. Появились комары. Странно, что до этого мы даже не замечали их.
– Хорошее место, – себе под нос пробурчал Леха. – Обычно, где козы на водопой ходят, тигр свои засады делает.
От этих слов меня словно облили кипятком.
– Так что же ты сразу не сказал? Может, он сейчас сидит в кустах и караулит нас.
Лёха посмотрел на меня, как на идиота.
– Ты что, козел, что ли? У тебя же нет рогов.
Я слабо понимал своего друга, и его спокойствие добивало меня еще больше. А Лёха преспокойно убивал на своей загорелой шее комаров и следил за поплавком.