– Козы придут только ночью. Днем они в сухой траве или в орешнике.
– Это почему?
– Это же козы! – Лёха не мог понять, почему я такой тугодум. – Они же всего боятся. А в орешнике им всё слышно.
– Это получается, что ночью может тигр прийти?
– Запросто. – Лёха сделал серьезное лицо и потянул носом, уже до отказа забитым соплями. В моем носу тоже появились признаки детской болезни.
За пять минут ни один поплавок так и не шелохнулся. Но после гольяновой лихорадки это было как бальзам на наши истерзанные души. Где-то в зарослях травы по-прежнему плескалась рыба и не обращала на наши крючки никакого внимания.
Вдруг Лёхино перо легло на воду. Это было в диковину, не по-рыбьи как-то.
Лёха глянул на меня, пожал плечами и неуверенно потянул удочку. Из воды появилось какое-то чудовище размером чуть больше ладони с выпученными от удивления и негодования глазами.
Пока я разглядывал рыбу, Лёха уже разрывался от смеха.
– Пошли отсюда. Это же бычок.
– Какой бычок? Ротан, что ли?
– Вроде того.
– Лучше уж гольянов. Те хоть клюют правильно.
– Вот заглотил! Как я теперь крючок вытащу? – обиделся на бычка Лёха.
Я взял бычка в руку. Бычок ещё больше растопырил свои и без того широкие жабры, напоминая мне чудо-юдо морское.
– А если бы они вырастали, как акулы?
– Ну, уж нет. – Лёху аж передернуло. – Самая пакостная рыба. Она всю икру сжирает.
– А я думал, что ротаны только в озерах живут.
– Ну, куда там. Раньше их не было на Хору. Вот за последние пять лет появились.
– А почему?
– Не знаю. Наверное, вода потеплела. – Лёха смотал удочку, оставив бедную рыбу подыхать на земле.
– Выпусти. Не видишь, просит.
На мою реплику Лёха удивился еще больше, чем когда поймал бычка.
– Ты думаешь, он сдохнет? Ты что! Он без воды, особенно в таком лесу, как рыба в воде. Ночью роса упадет или дождь.
– И что, думаешь, доползет?
– Конечно.
– Ну и сволочь.
– Ещё какая!
Оставив бычка помирать от скуки, мы вернулись в лагерь. Костер уже едва дышал, но где-то в серединке ещё тлели угольки.
Пока мы раздували огонь, мне послышалось, что снизу идет моторная лодка. Но не так, как обычно, а под самым берегом. Нам не хотелось соседей, и мы завалились вокруг костерка, а густые деревья скрывали наше логово очень хорошо.
Настало время готовить уху. Лёха поднаторел в ловле гольянов и мелких уже не брал. Я только принимал их и заменял, выпуская из котелка самых мелких. Некоторые были размером почти с ладошку. Подумаешь. Гольян тоже рыба. Только чистить долго. Я принялся потрошить бедных рыб. Их ждала печальная участь быть съеденными. Хорошо, хоть не заживо. Хотя им от этого, наверное, было не легче. И чего им не жилось в своей воде? Резвились бы, ели бы мусор подводный, жирок нагулилвали. Нет же! Подавай им червяка! А бесплатный червяк – это все равно что бесплатный сыр.
Готовлю приправы. Для ухи приправа – едва ли не самое главное. Это и запах и аромат.
Отправляю Лёху чистить картошку.
– Ты ничего не замечаешь?
Лёха жмёт плечами, но явно и его что-то беспокоит.
– Вот и я чувствую, а понять не могу.
Смотрю на Лёньку. Он сидит в одних трусах, уже сухих, в майке и чистит картошку. Свои сапоги я тоже скинул. Чего зря париться, только ноги портить. И тут меня осенило: комаров же нет, вообще нет. Да такого не должно быть, просто не может такого быть. Мы же в самом сердце уссурийской тайги. Джунгли!
– Слышь, Лёнька. Куда все комары делись?
Тут и Лёха просиял. Дошло, наконец.
– Не к добру.
– Сам знаю.
Оглядываю небо. Серое. Как бы не задождило. Тогда плакала наша ночная рыба и рыбалка. Даже река притихла как-то.
– Знаешь, чем отличается уха от рыбного супа?
Лёха сморщил лоб:
– Спроси что-нибудь полегче. А чем?
– Ох, какой! Так я тебе и сказал.
– Ну и задавись.
– Давай картошку! Сколько можно ждать. Вода уже кипит.
Не хочу открывать тайну приготовления настоящей ухи, но скажу по секрету, что если кому-то вздумается приготовить её дома, то для этого придется разводить на балконе костёр и бежать в какую-нибудь канаву за водой. В противном случае, можно обойтись обычной консервированной сайрой. Получится обыкновенный рыбный суп. Гадость. Смотрю на своих жирных, блестящих, увесистых гольянов, и душа радуется. В каждом не меньше десяти граммов. Дожили! На такой реке уху из гольянов жрать. В голодный год такого не было.
Вода в котле бурлит, как в стиральной машине. Пора бросать рыбу. Лёха потянулся за перцем.
– Только попробуй! Убью! Вон, можешь в свою ложку перчить. Хоть заперчись!