– А я думал, вы пропали в тайге. Мало ли что. А где вы были? Поднялся километров на пять. И нигде не видел вас.
Мы переглянулись. Нам было очень неловко и одновременно приятно за то, что за нас переживали.
На наших спасителей дядя Миша даже не глянул, а лишь бросил какую-то не очень приятную фразу.
– Проголодались, не иначе? А ну давайте к огню, заодно и обсохните. У меня как раз всё горячее.
Он вовсе не суетился, уверенно шёл рядом и о чем-то говорил Лёньке. А у меня кружилась голова от радости, внутри всё словно цвело.
В это время мужики вытащили лодку на берег и, прихватив барахло, предварительно накрыв двигатель и дно лодки брезентом, поплелись за нами, к одиноко стоящему у леса дому.
– Дождь-то с утра собирался. Хотел вам сказать, а у вас глаза шальные. Потом вдоль берега прошёлся. Хотел забрать вас, да не увидел. Как вы меня не слышали?
Я сознался, что слышали лодку, а обратно прозевали.
– Ну и ладно, – махнул рукой хозяин. – Бензина что ли жалеть.
Дядя Миша достал из деревянного ящика чистые тарелки и налил их полные горячим супом. Мне было стыдно есть, но отказываться от такого угощения…
– Давай, наваливайся. – Дядя Миша присел у печи и подбросил дров в топку. Несмотря на хороший дождь, огонь горел весело, а на плите уже закипал чайник.
– Сейчас супа поедите, а потом в дом пойдем. Чай пить. – Он посмотрел на нас как-то по-особому, с теплом. – А можете и здесь, у огня.
Он сложил ладони вместе и положил локти на колени:
– А сами-то откуда? У вас кто в Бичевой? Или вы, может, туристы? – Дед неслышно засмеялся. – Ну, куда ты мясо вылавливаешь, – зашипел он, заметив, как один из наших спасителей бесцеремонно вылавливал из котла огромный шмат мяса.
– А чье это мясо? – спросил я, едва успевая пережевывать жирные куски.
– Ты ешь. Не спрашивай. Ему-то какая разница, мясу-то. Я смотрю на тебя, – обратился он к моему другу. – Кого-то ты мне напоминаешь. Или видел где раньше.
Лёха расплылся в своей фирменной улыбке. Если он улыбался, значит, радовался. У него так, если Лёшка грустит, то никто не заставит его скалить зубы.
– Во! Точно! Кого-то ты мне напоминаешь. Из наших, бичевских.
Ко мне подошёл один из серых, похожих на лайку, кобель.
– Это Рябчик, – пояснил хозяин. Рябчик, услышав свое имя, завилял хвостом и ткнул меня своим мокрым носом.
– Знакомится. Этого можно гладить, Рябчик не укусит. А к тому не подходи, не любит. Он даже на меня рычит, когда я пьяный.
Кобель, догадавшись, что о нем идет речь, искоса посмотрел преданным взглядом на своего хозяина и втянул носом воздух, шедший от незнакомых ему людей.
Когда Рябчик подошел к лобастому, провисшему на одно ухо сородичу, тот едва шевельнул кончиком хвоста и развалился во всю длину.
– Главный, – хрипло посмеялся дядя Миша. – Дак, чьих ты будешь, стало быть?
– Мой дядька местный участковый, – пролепетал Лёха, не скрывая улыбки. Мужики от неожиданности выронили ложки.
– О! Я гляжу и никак понять не могу. А чего же сразу не сказали, утром?
Лёха улыбнулся и пожал плечами.
– А ты, стало быть, его друг.
Мне оставалось только кивнуть, потому что челюсти мои были задействованы на полную.
Пока мы уговаривали по первой тарелке, дядя Миша вполне серьёзно ругал непрошеных гостей за какие-то старые грешки. Мужики отнекивались, но хозяину не перечили, и терпеливо сносили крепкую критику в свой адрес. Дождь по-прежнему пел свою ночную серенаду. Приятели наскоро запили горячим чаем похлёбку, предварительно разбавив её порцией спиртного, и исчезли в доме. В окнах замерцала тусклая свечка.
Хозяин оказался словоохотливым. Говорил он с чувством и был рад тому, что у него появились хорошие собеседники. Однако пока мы не съели по второй тарелке (на меньшее он не соглашался), дядя Миша возился с дровами и ответов на вопросы не ждал.
– Ты думаешь Димка, это рыбаки? Тьфу это, а не рыбаки. Пакостить только могут. Я удивляюсь, как они ещё вас подобрали. Не люблю я их. А ещё не люблю, кто сидя работает. А тех, кто у власти, – он сжал кулаки и стал высматривать, кому бы влепить (так мне показалось), – упрятал бы, ей богу. Хоть и неверующий. Дожили! Трудовой народ спаивают, а бюрократов расплодилось, как тараканов.
Мне оставалось лишь изредка вставлять вроде «да-да» и мотать головой.
– Возьмется за них президент, полетят тогда головы. Жалко, Андропов помер. Человек был. И ведь помешал же кому-то. У того порядок был.
Он в сердцах ругался, не забывая мысленно сгонять в общую кучу и местных бездельников, и известных политиков. На старика, конечно, он не был похож, но и молодым его трудно было назвать. Крепкий и уверенный в своей правоте, он притягивал своей простотой и откровенностью. Дождь его мало волновал. От него шёл пар, как от печки.