– А я больше всего люблю работать, – разбудил меня дядя Миша, уже смотря куда-то в потолок. – Из-за этого есть днём не могу. Вот только и пью чай целый день. Набитое брюхо мешает работе. Зато к ночи наедаюсь до отвала и всю ночь из-за этого ворочаюсь. Или думаю, как сейчас, с тобой. А друг твой уже сон видит. И до чего же на Борьку Славинского похож.
Видя, что у меня еще открыты глаза, он стал рассказывать про то, как с местным нанайцем сидели на солонце и как тот всё время спал, когда надо было караулить зверя. Говорил, что нанайцы все безбожно ленивы и любят выпить, и что, если на Сукпае не перестанут вырубать так по-варварски лес, то они скоро все передохнут.
– Эх, жаль, вы завтра уедете. Скоро у изюбра гон начнется. Поохотились бы. Ночью бывало так заревут. Выйдешь на крылечко, изо рта пар идёт, морозец небольшой. Реванёшь в ладони. Слышишь – на сопках, отзываются. Это они друг друга проверяют, на поединок вызывают. Зверь серьёзный. Красивые. Особенно быки. Рогастые. Даже убивать жалко. Запретил бы, ей богу. Да как при такой жизни? Жрать-то надо что-то. А ягоды… Целую бочку в прошлом году лимонника сахаром засыпал. И всё куда-то раздал.
Услышав про полную бочку я тяжело вздохнул.
– Да что лимонник. Этого добра хватает пока. Рыба в реке варится. Это ближе к осени немного схолодала вода. А летом такое было… Вся рыба в ключи сбилась. Хоть сачком лови. Это на Хору-то! Сколько рыбы извели попусту. Её ловят, а она уже через час вся ребрами наружу. А народ дурной, зажратый. Давай ловить её. И всё чушкам. Ленками вот такими свиней кормить! Эх! Какая была река. Ты видел, сколько брёвен плывет сверху? Сукпайский лес. Самый ядреный. Рубят ведь не что попало. Кедру. А ею весь лес кормится. И все куда-то продают. А нам-то что от этого. Вода вонючая, да штаны рваные. В магазине ведра эмалированного не купишь. Уже месяц без ручки мучаюсь. Дошло до чего: трактором вброд через реку. Вот какая вода была! Ручей, а не река. А когда наводнение было… Страшно! И ведь неспроста всё это. То засухи, то наводнения… Глупость человеческая, вот наша общая беда Димка. Бойся этой гадости больше всего на свете. С дурака спроса нет, а вреда много, потому, что дурак себя умным считает.
Я лежал и слушал дремучего мужика, почти что деда, который из своей таежной избушки видел корень проблем, окружавших его.
Размышляя в одиночку над смыслом жизни, он открывал для себя истину, которую мало кто видел с экранов своих телевизоров и газет. А надо было ему всего-то собеседника. Я не знал, почему он выбрал именно меня, человека совершенно незнакомого, по возрасту годного почти во внуки. Он мало спрашивал о моей жизни. Да и что могла значить моя жизнь? И что в ней было такое, о чем я мог бы с гордостью рассказать…
– Ну, ты, паря, спи. Завтра подыму рано. Мы ещё с тобой перемёт проверять пойдем. А я ещё полежу. Не спится что-то. И зачем я столько ел на ночь.
Утром, чтобы не прозевать день, поднялись рано. Первым делом – голову в реку. Процедура не для слабаков: ноги на берегу, руки по локти в воде. И раз десять отжаться. Едва удерживаюсь. Течение такое, что готово оторвать меня от земли и утащить с собой.
Краем глаза ловлю на себе взгляды мужиков. Дядя Миша улыбается. Наверное, и не таких чудаков видел. Лёхе мыть рожу не обязательно. Самурай. Нет, смотри-ка, тоже водички захотел. Сейчас я ему устрою холодную. Догадался, насторожился.
Пока я скоблил свой задубевшие челюсти старой походной щёткой, мой вчерашний собеседник уже готовил лодку. Рябчик вился вокруг своего хозяина, не зная, как ему угодить, чтобы его взяли с собой.
– Димка, давай живей, солнце подымается. Рыба с крючков сойдет, – не то в шутку, не то всерьез подгоняет меня дядя Миша. – Сиди дома, шельмец, – обрубил он все надежды Рябчика, и тот, поняв все дословно, облизнувшись, уселся на берегу, по-прежнему виляя хвостом.
Как только лодка отошла от берега, взвыл «Вихрь», и наша лодка-плоскодонка полетела против течения в сторону залива. В одно мгновение всё преобразилось. Ночной дождь напитал и землю, и деревья. Вокруг всё дышало. Я чувствовал это всем, чем был наделен от рождения. Утренняя свежесть прошибла меня насквозь. Но как только я расслабился, тут же почувствовал огромный прилив силы. Она чувствовалась во всём: в кристально чистом воздухе, в изумрудной зелени леса, в зеркальной глади воды. Столько её было! Небо было совершенно голубым. Ещё не разбавленное солнечными лучами, оно буквально искрилось в утреннем тумане, подымавшемся от реки.
– Будет хорошая погода, – почти прокричал дядя Миша. – Хороший день.
Там, где начинался залив, бывший когда-то основным руслом, шли почти отвесные скалы. Они идеально отражались в совершенно гладкой и прозрачной воде. По тому, как долго их можно было наблюдать под водой, я догадался, что места эти уникальные. Вдруг я заметил серый комочек у самой кромки воды. Это был Рябчик. Выбирая небольшие камни, торчащие из воды, он ловко и быстро передвигался в том же направлении, что и мы. Мне его стало очень жалко: я ведь занял его место.