– Вот же, шельмец, и ведь знает, что посажу. Придётся взять.
Рябчик уже сидел на одиноком камне посреди воды, далеко от берега, но он был сухим, замочив лишь свои лапы.
Лодка плавно подошла под самые скалы, и Рябчик без приглашения сиганул в еще движущуюся лодку и уселся на самом носу, держа острую морду по курсу лодки.
– Этот своё дело знает, – довольный сообразительностью пса, сказал дядя Миша. – Но со зверем работает ни к чёрту: боится зверя. Подсёк его кабан.
– Сколько здесь? – спросил я, указывая в воду. Лодка уже не гремела своим мотором и шла в стоячей воде залива. Где-то был поставлен перемет. Каждое утро его проверяли, а каждый вечер насаживали наживку. Правда, и за день могла пойматься рыба, но такое, как говорил дядя Миша, бывает нечасто.
– Может, три, а где и пять метров, – не сразу ответил дядя Миша. – А ямы встречаются и до десяти метров.
От такой глубины у меня мороз по коже пошёл. Хор стоил своего названия.
Проверив снасть и сняв с неё несколько приличных змееголовов, мы бросили стальную нить перемета снова на дно. Где-то в самом начале залива стояла сеть-путанка. Я увидел ровный ряд белых поплавков. Один из них был всё время в движении. Этого не мог не заметить Рябчик: он скулил и готов был спрыгнуть с лодки и поплыть за добычей.
– До чего же ловить рыбу любит. Хлебом не корми, а на рыбалку возьми, – похвалил пса дядя Миша.
– То, что ты называешь змееголовом, у нас – налим. Всю жизнь налим. А то, что на змею похож, – верно. А в прошлом году был парень, так он его конурой назвал. Так, говорит, у них на Биджане зовут её. Везде по-разному. А может и рыба разная, да похожая. Амур рыбой богат. А вот сомов здесь мало, ниже по течению есть.
Я и сам помнил, как столкнулся с выходкой этой усатой бестии в своей юности. Огромная, по всему, рыба уволокла нашу закидушку с наживкой в виде дохлого дятла, оставив нас с носом. Такое мог сделать только очень большой сом.
– Ну, всё, паря, сейчас будем вынимать. На всякий случай, держи наготове багор.
Я крепко ухватил большой, остро заточенный крюк и перевалился через борт. Лодка немного накренилась, но плавучести не потеряла.
Ухватив сетку, дядя Миша стал медленно втаскивать её в лодку. В чистой воде, на большой глубине, я заметил чёрное торпедообразное тело чуть больше метра длиной. Так мне показалось. Где-то внутри остановилась кровь.
– Не боись! Это наш, – успокоил меня дядя Миша. – Сидит хорошо. Только бы дергаться не стал: сетку жаль будет. С десять-то будет килограммов. А может, и больше.
– А вон еще, воскликнул я, не скрывая волнения.
– Да вижу. Ленки. Тоже хорошо. Хоть домой рыбки увезете.
– Да нам-то зачем? – возразил я.
– Это как зачем! Свежая, настоящая, – изумился дед. – Ты это брось из себя культурного строить. Лучше приготовься, придется цеплять.
Как только черная спина коснулась поверхности, я тут же снизу вонзил в рыбину острое жало. Рыба резко изогнулась, разорвав одним движением несколько тонких нитей, но мощная клешня моего спутника уже держала её за жабры.
– Вот так повезло, – прокряхтел он, с трудом перевалив твердое, как чугун, тело рыбы.
Рябчик зашёлся громким лаем. Ему тоже очень хотелось помочь своему хозяину, но, видя, что рыба уже не дёргается, он вильнул хвостом и снова уселся на носу.
– Таймень, – важно заметил дядя Миша. – Не самый большой, но и не маленький. На удочку такого не взять.
– Это почему же? – просто из приличия спросил я.
Он искоса поглядел на меня и, отцепив сеть от рыбины, потянул остальную часть сетки.
– Ну-ка, подгреби правее. А вот эту заразу я терпеть не могу, – с досадой в голосе заметил он. – Вот же завелась, напасть. Всю реку перегадила. И кто её сюда пустил?
На дне лодки неподвижно лежали братья нашего вчерашнего знакомого. Только больше раза в три. Бычки производили впечатление уродов на балу у Дюймовочки.
– Их даже собака отказывается жрать.
– Может, из-за того, что вода потеплела? – неуверенно предположил я.
– А может. Запросто. А в Амуре её нет? – спросил он меня.
– Я не ловил. Только ротанов, в озерах.
– Нет, это не ротан, он хуже. Икру жрёт рыбью. Разрывают икромёты и жрут. Значит, Амур их не устраивает. Всем подавай чистую воду. Если бы не Сукпайский леспромхоз, такого безобразия не было бы. Обречена река.