Тихо-тихо, гусиным шагом, оказываюсь у дома.
Да что я, в конце концов! Хотела бы съесть, давно бы уже облизывалась. А может, от меня красками воняет? Может, звери не переносят этот запах? Да она играет со мной!
Давно не виделись!
Тигрица, как и должно, стоит на том самом месте, где я только что набирал воду. Усы блестят, а глазищщи-то!
Бедные мыши. Они каждый день в страхе живут, а я в них сапогами. Надо бы им хлебушка на ночь бросить, если до вечера доживу.
Посмотрев в мою сторону, хозяйка вышла на сухое открытое место и резко завалилась на спину. Перевернувшись с бока на бок несколько раз, она вдруг резко вскочила и сделала несколько огромных прыжков в мою сторону. Такого я и ожидать не мог. Какой же я наивный! За секунду зверь пролетел двадцать метров и замер, как вкопанный. Только глаза и длиннющий хвост, кончик которого всё время в движении.
Стою, не шелохнусь, пытаюсь отыскать в себе последние капли мужества. Смотрю, не моргаю прямо на кончик носа, как учил дядя Боря. Медленно, как в кино, зверь подбирает под себя лапы. Глаза маленькие и тоже почему-то желтые.
Всё. Допрыгался. До домика метров пять, а ей на два прыжка. Такой резвости я и у домашних кошек не наблюдал.
Сделав один прыжок в мою сторону, она развернулась и лениво пошла в заросли полыни.
Последние силы покидают меня. Ведро выскальзывает из руки и с грохотом падает на землю.
Вот это демонстрация силы. Теперь я знаю, кто в лесу хозяин, а кто гость.
Я чувствую, что постепенно начинаю сходить с ума. Страх неожиданно сменяется идиотским весельем. Плюю на всё, беру ведро и во второй раз иду к ручью. Чтобы погибать с музыкой, пою песню и в такт мелодии, шагами, какими ходят на горшок, лечу обратно к дому. Вот и вчерашний подарок.
На крыльце аккуратно полеживает парочка вчерашнего гостинца.
Ну, спасибо!
Газ в баллоне есть. Варим еду. Кушаем. Спим. Завариваем чай. Пьём при вечернем закате. Всё! Я уже больше ничего не боюсь и ничему не удивляюсь, даже если в какое-нибудь утро проснусь с ней в обнимку. Может, она во мне родственника нашла. Разве что мои зелёные глаза, да родился в год тигра. А что? Над этим стоит поразмышлять. Осталось смастерить удочку – и на речку. А Чернобаев пусть катится ко всем чертям, когда у меня такая подруга завелась. Чуть ли не роман. Как в сказке Киплинга.
Вспоминаю про фотоаппарат. Вот это сенсация! Вот это фоторепортаж! Конечно же, разбивать его о зубы своей крошки я не стану. Он свое еще послужит. Сделаю целую выставку в институте. Студенты лопнут от зависти. А там, глядишь, и в журнал «Юный натуралист». Это дело надо обмыть. Залежалась в сумке фляжка с огненной водичкой. Ей-богу, залежалась, не скисла бы.
Заварив крепкого, душистого липового чая, чуть ли не до кисельного состояния, словно барин, пью его среди зелени. И всё меня радует, и всё меня успокаивает. Однако один вопрос стоит поперек горла. Почему-то мне кажется, что это тигрица, хотя, нас не представляли друг другу.
Я готов на все сто. Мой «Зенит» рвётся в бой, чтобы разрядиться по первому приказу. Зарядил самую лучшую пленку. Лишь бы не засветилась. Одеяло мне сразу не понравилось. Но будь, что будет.
Следующий день охотник я. Облазив окрестные кусты, встретил множество следов и лёжек, словно с десяток хищников облюбовали моё жилище. Но плутовка как чуяла что-то неладное и всё время ускользала из кадра. Мой новый товарищ ей явно не по душе. Но один раз я все же отследил эту каналью, спрятавшись на чердаке и истратив на неё добрую половину кадров. Бережёного бог бережёт.
Мой ад незаметно превратился в рай. День начинался с того, что я выходил из дома и видел, как моя Багира кувыркается на тропинке, ведущей к ручью. Не зашло бы это слишком далеко.
Когда её не было видно, я чувствовал, что за мной всё время следят. Эти жёлто-зелёные глаза неотступно контролировали все мои передвижения. Но стоило почувствовать, как шевелятся волосы на затылке, я резко оборачивался и видел в двадцати метрах, как отбивает кончиком хвоста эта кобра. Чувство не подводило меня. Я её чувствовал. Стало быть, и она тоже должна была понимать меня и мое состояние. Но моё чувство включало и страх, что вряд ли было у зверя. Я даже систематизировал это состояние. Сначала немеют ноги, резко, как будто свинцом наливаются. Потом схватывает дыхание. Такое чувство, что дышать нечем, а выдыхать некуда. И куда ни пойдешь – везде она, всюду следы её присутствия. Лишь один раз, услышав грозное рычание, я понял, что не стоит нарушать субординации.
К вечеру, после своих похождений и неотступной слежки, я напоминал развалину и падал в кровать, не снимая обуви. Ни дверь, болтавшаяся на одной петле, ни мыши, ни комары ни змеи меня уже не волновали. Умерев десять раз и в одиннадцатый родившись, мне было уже всё равно, что по мне ползает. Однако продукты мои медленно кончались. Порывшись в мешке, я обнаружил последний сухарь. А плутовка, как смеялась, всякий раз возвращала свой подарок, аккуратно оставляя его на крылечке. Правда, один раз она изменила правилу и принесла чьё-то копыто.