На плечи приятно давил туго набитый рюкзак, а на ногах красовались очень модные в этих краях, закатанные по последнему слову моды болотные сапоги. Лёшка тащился сзади, едва поспевая за мной.
Проходя мимо одного дома, я заметил своего старого знакомого, которому задолжал портрет.
–Вы чего с утра? На Ударный? С лесниками? К дяде Мише поехали? –дознавался малец, одновременно ковыряясь в носу.
Похоже, вся деревня знала, куда и к кому мы собрались. Это немного озадачивало. Тут же стояла огромная мамаша и миролюбиво размахивала руками перед самым носом своего чада, втолковывая ему какие-то прописные истины и разбавляя диалог подзатыльниками. Очевидно, сынишке давалось задание на целый день, и заранее тут же он получал наказание за то, что плохо с ними справится. Мне показалось, что оба хорошо понимали друг друга. Как только хозяйка скрылась за калиткой, пацан, всё ещё ковыряя в носу, смылся в дом, даже не закрыв за собой дверь: мухи ему явно были безразличны.
Мужики на месте сбора отнеслись к нам, как и полагается, с равнодушием, и на приветствие только кивнули.
Утренняя встреча – это целая церемония. После длинного выходного всем есть что рассказать и чем похвастать. Кто-то хвастает своим остро отточенным топором, у кого-то бурные воспоминания после внеплановой гулянки. Другие просто сидели на пустых ящиках и молча курили.
Я обратил внимание на одного мужичка неопределенного возраста. Со спины он казался подростком, а руки его вообще не знали тяжёлой работы, в то время как руки других были узловатыми и загорелыми.
Появился дядя Боря. По его весёлому лицу мы догадались, что всё в норме. Все сразу полезли в машину ЗИЛ с хорошей зимней будкой.
Не вникая в порядки местного общества, мы сели, где посчитали нужным, но, как выяснилось позже, на чужие места. Однако виду никто не подал. Наверное, имя нашего знакомого имело свое воздействие на окружающих: нас с первого раза записали в блатные.
Выехав за деревню, мы сразу попали в другой мир. Дорога, если это слово подходило к тому, по чему ехала машина, проходила среди огромных бархатов и берёз. В лесу было сумрачно и таинственно. Я снова вспомнил вчерашние рассказы, и мне показалось, что где-то в траве замелькали рыжие полоски. Окошко было маленькое и всего одно на будку. Оказывается, мы заняли самые дорогие места в передвижном «театре».
Постепенно пейзажи наскучили мне, и я стал изучать публику. Меня заинтересовал разговор за спиной. Оказалось, что все, кто ехали с нами, в гробу видели тайгу и век бы не имели с ней дела вообще. У каждого где-то был свой дом, квартира, а они гробят жизнь здесь, в этой чёртовой тайге.
Это были обычные работяги, кто не сидел на месте, кто не уживался с начальством, кого уже вообще никуда не брали. Я так и не понял, что же гонит этих людей в лес. Работа – прореживать молодые посадки кедров и лиственниц – не из легких, тут не до романтики. Может, этот дикий край давал им возможность почувствовать хоть немного свободы? Ведь здесь они были предоставлены самим себе. Любой из них предпочел тайгу ковырянию на совхозных полях. Двое в качестве наказания отрабатывали «химию». Но это были самые что ни на есть нормальные мужики.
Два раза машина съезжала с дороги и ползла куда-то в дебри и чащи прямо по ручью, пробираясь между толстенными липами и дубами. Даже дух захватывало. Упрямый ЗИЛ, словно миллиметровщик, пробирался среди огромных деревьев, и едва не скатывался в крутые откосы. Потом машина остановилась в глухом распадке, и наша компания поредела.
Я смог найти тему для разговора с высоким парнем моего возраста. По его словам, он был большим мастером в ловле рыбы, о чем говорили его почерневшие удочки. Я вырос на Амуре и даже не мог представить, что такое рыбалка на горной реке. Мой собеседник всё время сбивался с основной темы, и я так и не успел выяснить главного вопроса: как ловить удочкой на течении.
Машина остановилась, и мужики полезли из пыльной будки на свежий воздух.
С минуту я стоял ошарашенный. Не только увиденным. Нет. То, что я увидел, я еще мог бы представить, но то, что я вдохнул!
Даже деревенский чистый воздух мне показался выхлопным газом после первых глотков этого воздуха. Тело охватила трясучка, меня пробрало до кончиков волос.
Это был восторг, и я даже не смог скрыть его.
Перед моими глазами летела, именно летела, река. Столько воды в движении я никогда не видел. Конечно, Амур – это ширь, это величие. Но Хор! Мне показалось, что стоит опустить ладонь и меня тут же унесёт. Река буквально проносилась в узкой котловине. Наш берег круто спускался к самой воде. Огромные, заросшие густым лесом сопки создавали впечатление замкнутости пространства. С левой стороны виднелся залив, и отвесные, скалистые склоны сопок уходили прямо в воду. Противоположный берег был сплошной стеной из густого леса, состоящего из деревьев самых разных пород и размеров; и между ними летела река, именуемая у местных народностей просто Хор.