Я наслаждался жизнью. Он тоже.
Кстати глядя как крутится колесо в водоверти вдруг задумался — а чем накачивалась вода в фонтаны там, у картины? Загадка.
Потом налили ещё по одной.
Потом он щупал мой бицепс и притворно охал.
Потом он поволок меня показать механизм, и я едва отговорил его запустить его, так ему хотелось похвастать, что работает как дышит, тихий шелест, ни скрипа, ни стука.
Я показал ему на чуть выщербленный зубец, мол а это что? Он сконфузился, взял с полки запасной и стал его прилаживать, но в полутьме с полупьяна несколько раз ронял не попадая в паз, я у него отобрал и вщелкнул, тот встал как вкопанный, после чего я сказал что теперь верю. Достал из угла тот со сколом выброшенный, положив на полочку к запасным, добавив, что как понадобится — лучше щербатый, чем никакого, мужик впотьмах совсем раскис и я поволок его на улицу.
Спать улеглись на веранде.
Человек — существо социальное и без общения с себе хоть немного подобными сенсорный голод гложет до воя. И хоть мельники не самые скоморохи, скука одолевает временами и их. Я был достаточно колоритен, и возможно ещё сработал эффект случайного попутчика — и как соседу по купе в поезде нам проще открыться, зная что распрощаемся сегодня навсегда — он не то что бы излил душу, но про родню, деревню и власть наговорил достаточно.
Следующий день (проснувшись за полдень) провёл в мелком ремонте всего накопившегося — от швов на одежде до сбруи и коляски.
Лошади мои в прошлой жизни явно были бегемотами — они сидели по шею в пруду, головами к берегу, и жрали камыш. Утки плавали вокруг и недовольно крякали, разве что не крутили у виска перьями. Я изнывал от жары и очень хотел составить им компанию, но надо было докончить шитейно-скобяные дела засветло.
Похмельный мельник пришёл ненадолго поглазеть-пообщаться, заодно тоже ну любопытно же посмотреть что у путника… Ничего особенного — обычный чемодан-сак-вояж командировочного — бельё, полотенца, сапоги, сандалии, тёплая одежда, еда, вино, коробка мелких сувениров, целый сундук на колёсиках барахла, разве что доспехи и оружие поверх всего.
Он попросил посмотреть на кистень с палантиром… Внимательно его разглядывая, как музейщик-антиквар только без лупы, вдруг спросил.
— а сколько тебе лет?
— а тебе?
— мне? (возвращая кистень) — 37.
— а мне 17.
— да ладно заливать! Всего 17, а он один едет через глухомань чужой страны, как в лавку за солью.
— в армиях всего мира солдаты моложе — с войной полмира проходят, и ничего.
— ну не в одиночку же! Их как баранов водят из казармы да на бой — шаг вправо-влево — де-зе-рртирр. Ну с мечами могу понять — с детства приучен, а мельницу откуда знаешь?
— а что тут знать? Зашёл — поглазел, у нас не делают секретов — ещё и расскажут, если спросишь.
— не верю!
— а откуда ж я её тогда знаю?
— а я знаю откуда ты знаешь? Ну то есть это вот я тебя и спрашиваю.
— а я тебе и говорю — нечего там знать — зашёл, поглазел. Правда у наша погрубее конечно, у тебя классно всё, ровненько, подогнано, чисто, ещё и запаски прям под рукой лежат, чтоб значит время не тратить когда понадобятся.
«доброе слово и кошке приятно» — он расплылся довольный и хотел помочь по какой-то мелочи, но я насколько мог вежливо отказался и он ушёл по своим делам.
За ужином посмотрел на реакцию хозяев на этический императив в вульгарной формулировке «обязательности общественного блага» и с удовольствием отметил, что она воспринимается как безусловная самоочевидная. Понятно, конечно, профессия обязывает, но всё равно я был рад, что в них не ошибся. Выпивки на сей раз уже не было.
Когда расходились он поймал меня за рукав.
— а всё же, сколько тебе лет? Вы орки не вечные эльфы конечно, но тоже долгожители, и полжизни молодые… Ты на мою дочь даже вполглаза не взглянул, а уж как она выпендривалась., как вокруг увивалась… А ты не с ней на закат пошёл гулять, а со мной рыбачить… И я должен поверить что тебе 17?
— не хочешь — не верь, только от этого по-другому не станет.
После того как стемнело несколько часов снова крутился с клинками за дровяным сараем, набросав на площадку много круглых полешек для сложности.
Тихо открылась двенрь, тихие босые шаги прошлёпали по пыльной траве к сараю и девочка дмая, что незаметно выглянулая из-за угла полюбопытсвовать.
— ближе не подходи — зашибу — сказал я не прекращая яростно вращать всем чем можно во всех плоскостях в бликах лунного света. Смотреть — смотри, но потом никому не рассказывай, вообще никому, считай что это тебе приснилось.