Выбрать главу

И вдруг голос ведущего замолкает, и из приёмника доносится гармоничный свист. Я знаю эту мелодию. Её моя мама любила слушать, когда я был маленьким. И она играла у меня в голове в тот день на море, когда я решил утонуть, проскользнув в Круг. Я вспоминаю название группы: «Scorpions», а песня называется «WindofChange».

Моя сущность взмывается над палаткой, я вижу треугольные наконечники, как у индейских вигвамов, дым от костров. Людей не видно, но зато над лагерем витают их сущности.

И вдруг…

Что-то игривое и озорное тыкает меня исподтишка. Сущность Лиры. Я пытаюсь отыскать её среди других, но она ловко прячется и мелькает со всех сторон, что и не уловишь.

А потом она несётся прямо на меня, обвивает спиралью и устремляется тонкой нитью вверх. Меня поглощает азарт, и я рвусь за ней. Чувство полёта отзывается невесомостью в животе моего тела, где-то внизу.

А я лечу. Вот уже и лагерь далеко внизу. И нас окутывает ночная тьма. И небо ощетинилось холодными звёздами над нашими сущностями, а они закручиваются в спираль, вытягиваясь в единую струнку.

Пока что наши действия напоминают игру, не хуже пятнашек. Но вдруг, сущность Лиры начинает увеличиваться, обтекать меня. Я пытаюсь сделать то же, но Лира покрывается дрожью, давая понять, что я поступаю неправильно. Успокаиваюсь и сохраняю форму спиральки, а потом, весь мир поглощается Лирой. Она окутывает меня, и я словно в шаре.

Мы зависаем в воздухе, и чувство полёта начинает щекотать каждую клеточку моего бренного тела внизу. Начинает что-то происходить, какой-то процесс, наподобие химического. Когда красный и жёлтый растворы вместе дают оранжевый.

Сущность Лиры как будто втягивает меня, и я начинаю прорастать тонкими жгутиками в неё, будто собираюсь разрушить, но Лира не разрушается. Она сливается со мной.

Минут пять мы переплетаемся друг с другом каждой молекулой или чем там измеряются сущности. Словно молоко и яйцо в чашке. Поначалу они неоднородны, но ты вилкой взбиваешь их, и вскоре оба продукта превращаются в единую массу.

Вот и мы с Лирой становимся единой массой. Я не могу описать чувства, которые испытал при этом. Будто вся Природа прошла сквозь меня, как простыня через металлическое кольцо. Будто я погрузился с головой в горячую ванну. Будто я лечу на Американских горках и всё время мёртвые петли.

А потом хлопок!

И мы резко несёмся вниз. Доля секунды, и мы уже в палатке. У меня отдышка, внутри будто пустота, даже лёгкий страх. Что это был за хлопок? Всё ли хорошо?

Смотрю на Лиру.

Она улыбается.

Мы… смогли? — спрашиваю я.

Ага, — кивает девочка. — Теперь мы с тобой единый разум. Как Лес.

А что было в конце?

Слияние сознаний, — шире улыбается Лира. — Теперь я всё знаю о тебе, а ты обо мне. Мы можем предугадать решения друг друга. И теперь мы сможем общаться мыслями на любом расстоянии.

Я задумываюсь… и мир вдруг расцветает красками. Я смотрю на Лиру и… всё понимаю. Два человека могут быть друзьями, стоять друг за друга, помогать в трудную минуту. Два человека могут являться братьями или сёстрами, не обязательно кровными, а например, как мы с Володькой. Два человека могут любить друг друга, создать семью, у них появятся дети, и каждый будет готов умереть друг за друга. А четвёртый уровень — это то, что объединяло сейчас нас с Лирой.

Мы — одно существо.

Как странно. Вроде я такой же, как раньше, но и я уже не я. Начинаю иначе думать о многих вещах. Почему я винил себя за всё? Тот голос, что разговаривал со мной в норе, чей бы он ни был, говорил правду. Допустим, рождается человек, а какому-то маньяку он не нравится. Чтобы сделать жизнь этого человека адом, маньяк убивает его семью. Разве есть вина человека в происходящем? Разве мог он отвечать за действия маньяка? Почему я должен винить себя за смерть родителей?

Я велел спилить Каштан. Я виноват в этом, но я понял свою ошибку, и уже никогда не повторю её. Тем более, владея знаниями зелёных детей, к смерти относишься иначе. Ничто не исчезает в никуда. Всё остаётся в Природе и, возможно, сущности мёртвых людей гораздо счастливее нас.

Мы с Лирой стелим одно одеяло на пол, по одному берём под головы, и ложимся. Я смотрю в потолок, вдоль салатового козырька кепки.

Я спокоен и чист.

Я — ребёнок Природы.

И я уже не вкладываю в слово ребёнок первоначальный смысл. Ребёнок — тот, кто рождён Природой. Но духовно я перестал быть ребёнком. Первый шаг во взрослость я сделал, когда впервые заговорил с Морем. И сегодня ночью мой обряд инициации закончен. Мужчиной меня называть, конечно, рано, поэтому я предпочитаю просто — взрослый.

Ложусь набок, напротив Лиры, она делает так же, и смотрим друг другу в глаза. Её кожа теперь кажется другого цвета, более насыщенного, чёрные ресницы длиннее, взгляд глубже, короткие волосы блестят ярче. Она видит во мне подобное. Разглядывает каждый кусочек моего лица. Я не знаю, какой запах исходит от меня, но он ей нравится, он напоминает ей Природу. А Лира пахнет берёзой.

Я вдруг протягиваю руку и глажу её волосы. Она улыбается и думает, что у меня мягкие пальцы.

Я так необычно себя чувствую, — говорю.

Привыкай, это теперь твоё постоянное состояние.

Моё поведение изменится?

Конечно. Думаю, ты станешь более уравновешенным.

Почему бы всем зелёным детям не соединиться в одно большое зелёное созвездие?

Тут я вспоминаю, что Володька говорил об этом. Сказал, что мы все умрём от помех, которые издаём.

Это не совсем помехи, — говорит Лира, и я восхищённо всхлипываю. Надо же, она слышит каждую мою мысль, но не так, как мы видим это в кино или читаем в книгах. Никто не говорит внутри головы. Она получает мои мысли как знания, как информацию. — Просто, если ты захочешь меня позвать, ты позовёшь. А я могу находиться на другом краю Земли. Я тебя услышу. Но если нас в связке будет десять, тебя также услышат и остальные. Вот с этим проблема. Чаще всего в связках два человека, самые близкие. Иногда три. Очень редко — четыре. Так получаются маленькие зелёные созвездия.

А мне больше никого и не надо. Только тебя, — улыбаюсь я. — Знаешь, когда я первый раз увидел тебя во сне перед экскурсией, я подумал…

Ты подумал, что я очень красивая, — вдруг улыбается в ответ Лира. — Ты всегда думал, что девчонки созданы только для войны с ними. Когда ты проснулся тем утром на экскурсию, первые минуты ты даже думал, что я очень хорошая девочка, но потом решил, что задирался бы ко мне, будь я рядом.

Я немею от изумления. Как? Откуда?…

Мы слили сущности, — отвечает Лира. — Теперь я всё знаю о тебе. А ты обо мне.

Я изумлён и не знаю, что думать.

Ты до сих пор хочешь вести войну с девочками? — лукаво спрашивает Лира.

Я… нет… уже нет…

И почему же?

Ну… глупо это, — пожимаю плечами я.

Мы замолкаем, и я стараюсь прочесть прошлое Лиры. Оно всплывает внезапно. Мне стоит только подумать о конкретном времени. Например, Лиру побил в школе мальчишка, в третьем классе. Не так чтобы подрался, но дал пару тумаков, а потом нечаянно разбил нос. Я прямо вижу этого мальчишку: русые короткие волосы, тёмно-синий школьный костюм, на груди звёздочка с изображением Ленина, коричневый портфель с полустёртым Чебурашкой.

Лира любит молоко, но не любит пенки, а в детском саду её однажды заставила нянечка съесть пенку, и девочку чуть не вырвало.

Я даже знаю некоторые моменты её жизни, которых Лира стесняется: как она разбила бутылку, а потом дядька на Жигулях спустил шину об осколки; как в детском саду она с девчонками, хихикая, подглядывала за мальчишками, которые переодевались в душ; как кляксу поставила в контрольной соседа по парте, и скрыла это, — в то время ученики писали специальными перьевыми ручками. Лира уже сливала свою сущность с сущностью другого мальчика, она сделала это с братом Игнатом. После его смерти они ещё некоторое время были в связке, но потом Лира отпустила его, она знала, где находится сущность самого близкого ей человека. Чёрт, я вижу о ней столько много, что могу рассказать на уроках истории про самобытную жизнь детства своего дедушки.