тррррр… трррррр… – скрипит резина, когда моя кожа скользит по ней.
– IfollowtheMoscow, – напеваю я слабым голосом по памяти.
тррррр… тррррррр… – подыгрывает мне резина.
Я слабенько улыбаюсь.
– DowntoGorkyPark…
Нос упирается в колени.
тррррррр… тррр…
Вода плещется у губ…
Я хочу есть!
Я так хочу есть, что готов начать есть себя!
Прихожу в себя в скрюченной позе, наполовину засосанный в дыру круга. Паника бьётся в сердце, и я барахтаюсь, стараясь снова взобраться на своего спасителя. Теперь умирать не хочется, но… чёрт. Я попал в зыбучий песок.
Руки сомкнуты над головой, ноги – тоже. Их не выгнешь, ни за что не зацепишься. А любое движение лишь засасывает меня в пучину моря. Небось уже скалит зубы внизу, видя мой тыл.
Я хныкаю и трясусь, но уже не от холода, а от страха, паники. Я выбираюсь на круг, наверное, минут тридцать. Сантиметр за сантиметром. Выход к спасению обнаружился, когда я раскинул в стороны руки и ноги, чтобы стать толще и не проскользнуть в отверстие. Резина круга впилась в обожженную кожу острыми клыками, и я застонал.
Хотелось умереть.
И не хотелось умирать.
– Спаси меня, дружище, ещё раз, – шептал я Кругу. – Спаси, братишка…
Когда удалось-таки выбраться, оказалось, что солнце в зените и печёт как духовка. На горизонте лишь вода, а чего ты ещё ожидал? Оле-Лукойе припас для тебя эксклюзивный третий зонтик.
Я заплакал без слёз и застонал сквозь истерику:
– Я всех ненавижу. Я всех ненавиииижу! – Язык распух и еле ворочался. Во рту раскинулась пустыня Сахара.
У моей надежды оказалась маленькая сила воли, и она почти умерла, может, тоже от голода или жажды. Я стал плохо верить в спасение.
А потом увидел теплоход.
Солнце миновало зенит и подкрадывалось к западу,когда бледно синий силуэт теплохода замаячил на горизонте.
Сердце взволнованно бьётся. Мне дают ещё один шанс на спасение. Я слабо забил руками по воде и закри… неееет. Слова застряли в горле, и наружу вырвался хрип, который колючими лапами разорвал голову.
Я зачерпываю в ладонь воды, смачиваю губы, полощу горло, даже чуточку глотаю этой гадкой жидкости. А потом голос прорезается. Пусть слабый, но я воплю, как ненормальный.
– СПАСИТЕ! ЭЙ! Я ТУТ!
Я даже подпрыгиваю в круге. Кричу несколько минут. Теплоход не приближается. Наконец, устаю, и замираю. До меня доносится музыка, которая звучит на корабле…
(…на теплоходе музыка играет…)
Сначала я её не услышал. Значит ли это, что теплоход приблизился?
Снова кричу и кричу, и КРИЧУ. Голос срывается, горло пронзает страшная боль, которую адреналин не позволил сразу заметить. Я захожусь в кашле, прикрываю рот рукой и… на ладони замечаю кровавые брызги.
Широко раскрыв глаза, пялюсь на кровь, руки трясутся, дыхание сбивается, изо рта доносятся слабые всхлипы паники. Я объят ужасом. Я растворяюсь, распадаюсь на части в воде.
Дрожа, смотрю на горизонт, но теплоход уже растворился. Они плавают рядом со мной и не видят меня. Господи! Это возможно?
Внутри меня забилась в агонии надежда.
Хааа-хааа! Ты ещё веришь в спасение???
Никто. Никогда. Шансы равны нулю.
Я хочу есть.
Я хочу есть.
Я хочу есть.
Я хочу есть.
Я хочу есть.
Мои глаза широко раскрыты, я мерно качаюсь в Круге. Пальцы рук потирают друг друга. Потирают сильно, до боли, я хочу оторвать себе пальцы.
Я вдруг вспоминаю о крестике на груди – никогда не верил в Бога – и достаю его, сжимаю в ладони. Крестили меня в раннем детстве мама с папой, и с тех пор на мне медный крестик. А рядом, на той же цепочке, висит ещё и амулет в виде буквы V. Подаренный бабушкой. В честь природного бога…
Я отвожу амулет по цепочке за спину и оставляю в руке только крестик. Молитв не знаю, но шепчу то, что приходит в голову:
– Господи, спаси, помоги, вытащи меня отсюда, я не переживу ещё одной ночи…
В тот вечер Бог мне не помог.
Смерть от голода будет длиться дней тридцать, даже если вы худ. Не забывайте, что наши внутренние органы – это тоже пища. Некоторое время у вас будет болеть голова, вы потеряете вес, но потом вам станет лучше. Переварив имеющийся под кожей жир, организм начнёт поедать свои внутренние органы…
Вот, что написано в той статье, которую я видел за завтраком давным-давно. И сейчас, во сне, шевелящаяся тьма проявила воспоминание.