- Но мне надо сообщить друзьям, что я нашел отца и что он похоронен подобающим образом.
- Конечно, - вздохнул мальчик. - Ты, наверное, больше не придешь сюда? А может, я приду в твой город? Это, должно быть, Лавиний, где живут воины вместе со своим Царем Энеем.
- Я слышал о твоей королеве Волумне. Она не любит воинов. Она очень рассердится, если узнает, что ты со мной встречаешься.
- Никому нет никакого дела до меня, кроме моей матери, а она говорит, чтобы я был мужчиной и поступал, как считаю нужным. Волумна, наверное, была бы счастлива, если бы меня съел лев, хотя я как-то умудряюсь уживаться и с ней, и со всеми остальными. Но если бы ее съел лев, я пришел бы в восторг. ("И на меня тоже немного похож", - подумал Асканий.) Когда я был маленьким, я пустил под ее дерево крота, чтобы он подгрыз корни. Она стыдила мою мать перед всем советом, называя ее любительницей мужчин.
- А что случилось с кротом?
- Она убила его, как только он отгрыз первый кусочек. Она решила, что он сам пришел. Теперь у нее в дереве есть коврик из шкурки крота.
- Может быть, мы сможем опять встретиться.
- Завтра!
- В то же время?
- Я буду ждать тебя. Но я не знаю, как тебя зовут.
- Мое настоящее имя - такой же секрет, как и твое. Придумай к завтрашнему дню какое-нибудь имя и для меня.
Он наклонился и обнял Кукушонка, не задумываясь о том, любят ли сыновья дриад, когда их обнимают незнакомые высокие воины. В ответ тонкие руки крепко обхватили его.
- Скажи маме, что она может гордиться своим сыном.
- Я скажу ей, что повстречал бога. Ведь ты бог? Мама говорит, что у Аполлона золотые волосы.
- Я знал бога. Я недостоин даже произнести его имя.
- Ты, наверное, имеешь в виду своего отца. Увидев его, я тоже подумал об этом. Но существуют разные боги.
- Я не отношусь к ним.
- Мне кажется, - сказал Кукушонок, - бога делают люди, которые ему поклоняются. Даже один человек, если он его достаточно любит.
Асканий неожиданно рассмеялся. Мальчик был таким серьезным, как философ, представляющий свою новую концепцию мироздания: "Земля круглая, а не плоская. Существует не четыре составляющих элемента, а пять". Он ни разу даже не улыбнулся.
- В душе я пират, вот я кто.
- Иногда дружить с пиратами лучше, чем с богами. С ними можно поговорить, им не надо поклоняться. Не забудь про меня, когда ты будешь набирать себе следующую команду.
- Мне кажется, из тебя выйдет неплохой рулевой. Ты все подмечаешь.
- Мне надо еще многое узнать о набегах и грабеже.
- Потренируйся на дереве Волумны. Прощай, Зимородок.
Асканий смотрел, как тоненькая угловатая фигурка удаляется, скрываясь среди зелени. Кукушонок оглянулся, помахал ему рукой и в первый раз робко улыбнулся. Асканий удивленно подумал: "На какой-то момент я даже позабыл о своем горе. Я как моряк, потерявший в бурю корабль, но нашедший дельфина".
Глава III
Дубы дриад взволнованно гудели, как огромный улей, - жизнь в маленьких ульях, стоявших под деревьями, и в самом Круге дубов в точности повторяли друг друга.
В отличие от фавнов или кентавров, дриады редко утрачивали свое олимпийское величие. Они шли или бежали, но в любом случае казалось, что они плывут, едва касаясь ногами земли, а руки трепещут у них за спиной, как крылья. Сейчас же от их грации не осталось и следа, они были взволнованны и возбуждены, но, похоже, не от страха. Мать сказала Кукушонку, что точно так же они выглядели, когда вооружали Камиллу и амазонок, выступивших против Энея. ("Будто, умирая от голода, вдруг увидели жареных куропаток".)
Волумна даже не взглянула на Кукушонка. Ее никогда особенно не интересовал сын человека. А сейчас она его просто не замечала. Другие дриады обходили его стороной, будто он был сорняком или муравьиным гнездом, все, кроме Сегеты, которая, увидев его, улыбнулась своей далекой улыбкой.
- Иди к маме, - сказала Сегета глубоким, будто доносившимся из-под земли голосом, но не успел он спросить, в чем дело, как она, словно тонкая струйка дыма, исчезла вслед за Волумной.
Слава Юпитеру, Помона никогда никуда не спешила.
- Что случилось, львы ушли из Вечного Леса? - крикнул он ей.
- Нет, гораздо лучше. Мы идем на праздник в Зал советов.
Такой пышной и роскошной Помона выглядела не часто. Она достигла янтарной спелости, и, наверное, несмотря на молодость, ей действительно пора было посетить Дерево.
"Гораздо лучше!" Ее "лучше" наверняка окажется для него хуже. Матери нигде не было видно. Неужели ее собирайся изгнать из Круга?
- Что же это? - Он обязательно должен спросить, хотя очень боится ответа.
- Эней мертв. Повеса сообщил нам об этом, - бросила она через плечо, присоединяясь к толпе дриад и плавно плывя вслед за взрослыми, а за ней летел рой пчел, почему-то больше похожих на ос.
Сначала он не связал имя Энея с тем воином, которого похоронил на берегу Нумиции. Горе дротиком вонзилось в его сердце, но горевал он не о близком человеке, а о том, кем восхищался, но никогда не видел, о великом герое, сражавшемся с Ахиллом, а позже поселившемся в Италии и основавшем Лавиний, который он тоже никогда не видел. Город этот, построенный троянцами, казался мальчику, ни разу не покидавшему пределы Вечного Леса, таким же далеким, как сама Троя.
- Всадили кинжал прямо в живот, - радостно добавила Помона, будто только что вспомнила об этом.
С каким удовольствием он запустил бы камнем ей в живот! Эта мысль удивила, но вовсе не смутила его. Перед ним был выбор - либо стать совсем неприметным, либо хулиганом. Хулиганом было интереснее.
И вдруг он все понял. Его затрясло, будто в морозный день на него обрушился с дерева целый дождь ледышек. Человек, которого он похоронил, был Эней, сын богини. Разве не приходила ему в голову мысль, что перед ним убитый бог?
Он поднялся наверх по узким, вырезанным внутри материнского дерева ступеням и оказался в похожем на улей домике с множеством круглых окон, открытых для весеннего воздуха, за которыми сновали пчелы. Уходя, Кукушонок оставил мать за ткацким станком.
Сейчас она сидела на своей скамеечке с тремя ножками, на коленях у нее лежал наполовину развернутый свиток папируса. У него были пожелтевшие, обтрепанные края, и Кукушонок сразу догадался, что это воспоминания очевидца Троянской войны. Но мать не читала, она сидела неподвижно, будто вырезанная из дерева, из светлого бука. Зеленые волосы, упавшие на плечи, еще больше подчеркивали ее бледность. Она не взглянула на него. Кукушонок вспомнил, что Эней был ее любимым троянским героем, которого она ставила даже выше Гектора и всегда жалела, что троянцы проиграли войну. ("Гектор умел сражаться и любить, но Эней умел еще и мечтать. Он был поэтом, а не только воином и супругом".) Кукушонок встал рядом с ней на колени.
- Ты не идешь на совет, мама?
Волумна требовала обязательного присутствия всех дриад, за исключением тех случаев, когда на дуб нападала какая-нибудь болезнь, поражавшая не только дерево, но и его обитательницу.
- Нет, Зимородок.
- Волумна рассердится.
- Она всегда сердится.
- Мама, как жаль, что Эней умер.
Он обнял ее за плечи и подумал, не стоит ли рассказать о похоронах, о том, как он прочел ее стихи и положил в могилу дар для Харона. Наверное, лучше сделать это потом.
- Он не думал, что умрет так, - сказала мать.
- Он был великим воином. И должен был погибнуть в сражении.
- Я не это имела в виду, Зимородок. Он был равнодушен к славе. Просто он столько еще хотел сделать.
- Но случилось и хорошее.
Она грустно посмотрела на него, будто говоря: "Что сейчас может случиться хорошего?" Кукушонок чувствовал, что почти боится сообщить ей новость.
- Я нашел друга...
Мать старалась слушать то, что он говорит, и ободряюще пожимала ему руку. Но голос ее звучал глухо и тоскливо, будто доносился из-под груды сгнивших коричневых листьев.
- Он не сказал, как его зовут, но мне кажется, это сын Энея.
Кукушонок быстро рассказал ей о встрече на берегу реки, а затем она заставила его повторить все сначала, подробно останавливаясь на всех деталях. Как он догадался, кто этот человек? Какого цвета были у него волосы и глаза? Казался ли он добрым и одновременно сильным?