Жить на Севере, «выпадала карта судьбы», с «чистого листа»…
…На Черную Сопку собрались к полудню.
Белоснежные склоны муравейником шевелятся от многолюдья. Красные, желтые, оранжевые, зеленые двигающиеся фигурки на полотне снега. Люди радовались первому теплу и нарядились в весенние куртки. У подножия тихо, на вершине обжигал ледяной ветерок. Эрика знала этот холодок на вершине сопки по прошлым годам. Предусмотрительно оделась в старую рыжую шубу из искусственного меха. Двое простых колготок одела под шерстяные вязаные штаны. Шапка песцовая. Вязаные рукавички. Ногам в валенках холод не страшен. Ромка тоже одет в зимнюю одежду. Лишь я понадеялся на призрачное марево в голубых далях и пришел на гору в свитере под матерчатой штормовкой.
Забрались наверх урезанного конуса сопки. Эрика расстегнулась, распахнула борта шубы. Спина и плечи согрелись от ее груди. Синие снега тундры отражали близкое небо. Мы сторонились мест общего катания. Ушли от людной горки к обрывистой крутизне и стояли над океаном. Виделся миражом далекий Остров Врангеля?! На людях Эрика держалась сдержанно. Без любопытных глаз оживилась.
— Хватит вам целоваться! — сердился Ромка и отворачивался.
«Разве?!» Мы отстранялись лицами.
Смеялись и кидались ловить Ромку. Он отбивался от Эрики, жался ко мне. Шептал на ушко:
— Ты никуда не уедешь?
Дети тундровиков знали о работе отцов, и «вахты» не считались «уехать». «На работе отец». Для меня отъезд представлялся сплошным горем для всех.
Неотвратимость прощания с Арктикой. Как ее передать на словах. Эрика не желала слушать утешений. Молчала. Канул в реку времени февраль. Улетучится мутной снежной поземкой в тундру и март. Забудется? Нет. Ничего не забывается.
После возвращения из Иркутска жил в ее квартире. Для всех мы были «парой». Роптание «недовольных» стихло. Весна пробудила в людях лучшие качества. Мужики перестали пить. Готовились к защите «проектов».
Полярная ночь угнетает человека. И слабому «организму» там не выжить. Нужно иметь стальные нервы, чтобы избежать склок и скандалов с коллегами. В семьях «сжигали» свой кипящий сгусток отрицательных эмоций. Пили. Блудили. Скуки ради, «обменивались женами». Ощущение оторванности от реального мира в Арктике велико. Теряется чувство меры в безмерных пространствах близкого Северного полюса. Пережили полярную ночь и зиму. Слава Богу!
Наши отношения с Эрикой протекали устойчиво и уважительно. Заботились друг о друге. Ромка жил счастливым ребенком. Что еще надо человеку?
«Прочность бытия» и красота отношений не растранжирились. Выручали и мои частые посиделки в ночном кабинете. После сближения с Эрикой, работа за столом продвигалась трудно и вяло. Мысли заполнила женщина. Душа протестовала. Раздражался «семейными проблемами». Казалось, отчего сбежал с Индигирки, обрел в Арктике. Стоило ли? Понимал. В Якутии жилось бы еще трагичнее. Ненависть «брошенной жены» в Наталье не знает границ. Пил бы от безысходности и бесприютности. Жить там последнее время для души было отвратно. Судьба спасла меня в Арктике, подарив Эрику. Эрика ни разу не обмолвилась о чувствах. Опасался и я этих чувств. Она видела это. Навещать кабинет геофизиков перестала. В ее «дежурство», оставался с Ромкой.
Весна переломила пуржистую пору. Вольно задышал пугающими вздохами океан. В море открылась вода. Береговой льдистый припай трещал. Шли подвижки льда. Дыхание это передалось людям, жившим на побережье. Песец обнаглел, пришел к жилью на помойки. Белые медведи вышли со льдов и бродили ночами вокруг морга. Не уходили от поселка в светлое время. Их фотографировали. Людей медведи не опасались и не трогали.
Апрель подогрел снега, остеклил их. Скоро повалит над тундрой и молчаливый «канадский» гусь. Очистится тундра от снега, озера загомонят птичьим плеском и гоготом. Высветлится на фоне близкого неба в пологой тундре зеркальных вод далекий журавль. Вся тундра деловито и сноровисто будет обзаводиться гнездовьями для выведения потомства.
И тихо станет в пологих пространствах воды и неба. Лишь вертолеты геологов да едущие тракторы между озерами, изредка нарушат этот предвечный покой.
Нефтедобычи в этих местах, слава Богу, нет.
Едва различимы низкие холмы в ясный день на горизонте к югу. Холмистые горы от побережья далеки. Там вольные и чистые от лесов оленьи пастбища. На горных озерах гнездятся морские утки «шилохвосты» «турпаны» и «свиязь». Утиное мясо пропитано запахом «рыбьего жира». Без привычки грызть это жесткое утиное мясо невозможно.
На всяком озере встретишь и «гагару». Стремительная при взлете птица размером с горного гуся, своим плотным пухом не дается ружейной дроби. Ныряет, опережая пулю. Убить ее можно только случайно.