Тогда он почувствовал опустошающую душу ненависть к Абнетт. Этой сумасшедшей женщине!
С трудом ему удалось подавить приступ ярости.
Оттуда, где он сидел, Маккай мог рассмотреть весь уступ из застывшей лавы до скалистого ряда базальтовых столбов и мшистой поверхности морской растительности, оставляемой у основания скалы удаляющимся приливом.
— Предположим, мы в этом совсем не правы, — говорил он, обернувшись через плечо к Калебанцу. — Предположим, мы совсем не общаемся друг с другом. Что если мы просто производим шум, предполагая в нем коммуникативное содержание, которого не существует.
— Я не могу понять, Маккай. Смысл до меня не доходит.
Маккай слегка повернулся. Калебанец делал что-то странное с воздухом вокруг того места, где находился. Овальная сцена, которую он раньше видел, еще раз замерцала перед его взором и исчезла. С одной стороны гигантской чаши появился золотой ореол, поднялся вверх, как кольцо дыма, произвел треск электрического разряда и исчез.
— Мы предполагаем, — сказал Маккай, — что когда вы мне что-то говорите, я отвечаю значимыми словами, прямо относящимися к вашему высказыванию — и что вы делаете то же самое. Но это может быть совсем не то, не коммуникация.
— Невероятно.
— Так, это невероятно. А что это вы там делаете?
— Делаете?
— Вся эта деятельность вокруг вас, что это?
— Пытаюсь сделаться видимой на вашей волне.
— Вы можете сделать это?
— Возможно.
Красное сияние в форме колокольчика образовалось над чашей, вытянулось в прямую линию, возвратилось в форму колокольчика, начало вертеться, как детская скакалка.
— Что вы видите? — спросил Калебанец.
Маккай описал быстрые движения красной линии.
— Очень странно, — сказал Калебанец. — Я сгибаю творческую деятельность, а вы сообщаете видимые ощущения. Вам нужно еще то отверстие во внешние условия?
— Открытый борт? Оно делает пребывание здесь в многократной степени более удобным.
— Удобство — концепция, которое собственное я не может понять.
— Это отверстие мешает вам стать видимой?
— Оно производит магнетическое отвлечение, не более.
Маккай пожал плечами.
— Как много еще порок вы можете выдержать?
— Объясните «много».
— Вы снова покинули дорожку, — сказал Маккай.
— Правильно! Это уже достижение, Маккай.
— Как это может быть достижением?
— Собственное я покидает коммуникативную дорожку, и вы достигаете осведомленности в этом.
— Хорошо, это достижение. Где Абнетт?
— Контракт…
— … запрещает открывать ее местонахождение, — закончил Маккай. — Может быть, вы можете в таком случае, сказать мне, перемещается ли она с планеты на планету или находится на одной планете?
— Это помогает установить ее местонахождение?
— О, пятьдесят семь чертей, как я могу об этом знать?
— Вероятность меньше, чем пятьдесят семь элементов, — сказал Калебанец. — Абнетт занимает относительно статическое положение на специфической планете.
— Но мы не можем найти закономерность ее нападений на вас, и где они начинаются, — сказал Маккай.
— Вы не можете видеть соединительные ткани, — сказал Калебанец.
Быстрое вращение красной линии замигало и исчезло из гигантской чаши вверху. Внезапно оно сменило цвет на сияющий желтый, исчезло.
— Вы только что исчезли, — сказал Маккай.
— Не моя личность видима, — сказал Калебанец.
— Как это?
— Вы видите не личность собственного я.
— Это то, что я и сказал.
— Не сказал. Эта видимость вам не представляет мою личность. Вы идите видимый эффект.
— Так я вас не видел, да? Это просто некий эффект, который вы создали?
— Правильно.
— Я не думал, что это были вы. Вы, наверное, что-то другой формы. Я же действительно что-то замечаю: бывают моменты, когда вы лучше употребляете время глаголов, я даже замечал некоторые довольно правильные конструкции.
— Собственное я неправильного понимания доходит до меня, — сказал Калебанец.