— Мне уже становиться жарко, — сказал Маккай.
— Что?
— Жарко. Помните совещания? Калебанцы любят, чтобы воздух был жарким и сухим.
Он уже чувствовал, как его сырая одежда начинает прилипать к потной коже.
— Это точно, — сказал Фурунео. — Что происходит?
— Нас пригласили, — сказал Маккай, — Мы не побеспокоили его, потому что у него нет органа, воспринимающего беспокойство.
Он снова повернулся к чашевидному углублению.
— Где он?
— Вот в этой штуке в виде черпака.
— Да… я, уф… да.
— Вы можете обращаться ко мне, называя меня Фанни Мэ, — сказал Калебанец. — Я представляю свой вид и отвечаю требованиям, которые равнозначны для женщины.
— Фанни Мэ, — сказал Маккай с предчувствием бесперспективности беседы. Как можно увидеть это чертово существо? Где у него лицо? — Мой спутник Алехино Фурунео, планетарный агент на планете Сердечность от Бюро Саботажа.
Фанни Мэ? Черт возьми!
— Принимаю ваше знакомство, — сказал Калебанец. — Разрешите ознакомиться с целью вашего визита?
Фурунео почесал за правым ухом: — Как это мы слышим? Он потряс головой: — Я не могу этого понять, но…
— Не обращайте внимания, — сказал Маккай. А сам предупредил себя: «А теперь помягче.» Как надо допрашивать этих существ? Нематериальное присутствие Калебанца, странный способ, которым он воспринимает слова этого существа — все это сочеталось с раздражением, производимым ангеритом.
— Я… мои инструкции, — сказал Маккай, — Я ищу Калебанца, который работает по найму Млисс Абнетт.
— Я принимаю ваши вопросы, — сказал Калебанец. Принимает мои вопросы?
Маккай попытался поворачивать голову из стороны в сторону, надеясь найти угол, под которым он мог бы получить видение того, что могло бы принять узнаваемые субстанции.
— Что вы делаете? — спросил Фурунео.
— Пытаюсь увидеть это.
— Вы ищите видимую субстанцию? — спросил Калебанец.
— Уф-ф, да, — сказал Маккай.
«Фанни Мэ? — подумал он. — Это было подобно первой встрече с планетами Говачии: первый человек Земли встречает первого лягушачьего вида Говачина, а Говачин представляет себя как Уильям. Где это среди девяносто тысяч миров Калебанец выкопал это имя? И почему?»
— Я даю зеркало, — сказал Калебанец, — которое отражает внешнюю проекцию вдоль плоскости существа.
— Мы что, увидим это? — заинтересовался Фурунео. — Никто никогда не видел Калебанца.
— Ш-ш-ш.
Полуметровый овал, из чего-то зеленого, синего и розового, не имеющий видимой связи с пустотой присутствия Калебанца, материализовался над гигантской чашей.
— Думайте об этом, как о сцене, на которой я представляю собственное я, — сказал Калебанец.
— Вы что-нибудь видите? — спросил Фурунео.
Зрительные органы Маккая ощутили ограничительные линии, чувство отдаленной жизни, чьи бесплотные ритмы танцевали внутри цветного овала, как море, ревущее в пустой ракушке. Он вспомнил о своем одноглазом друге и трудности сфокусировать внимание одного глаза без риска быть втянутым в свободное пространство. Почему бы этому чертову дураку просто не купить себе новый глаз? Почему бы…
Он сделал глотательной движение.
— Это самая удивительная вещь, которую я когда-либо видел, — зашептал Фурунео — Вы видите ее?
Маккай описал свое зрительное ощущение.
— Это то, что видите вы?
— Скорее догадываюсь, чем вижу, — сказал Фурунео.
— Попытка видимого изображения не получается, — сказал Калебанец. — Вероятно, я использую недостаточную степень контрастности.
Думая, не ошибается ли он, Маккай понял, что заметил печальное настроение в словах Калебанца. Возможно ли, что Калебанцам не нравится то, что их нельзя увидеть?
— Это чудесно, — сказал Маккай. — Сейчас мы можем обсуждать Калебанца, который…
— Вероятно, внешний облик не связывается, — сказал Калебанец, прерывая. — Мы входим в состояние, для которого не существует лекарств. Это равносильно тому, «Как спорить с ночью», как говорят вам ваши поэты.
Ощущение огромного вздоха вылетело от Калебанца и прошло над Маккаем. Это была печаль, огненная обреченность мрака. Он подумал, что, может быть, не сработало воздействие ангерита. Сила эмоций принесла с собой ужас.
— Вы чувствуете это? — спросил Фурунео.
— Да.
Маккай почувствовал, что глаза ему жжет. Он заморгал, различая элемент цветка, плавающий в овале — ярко красный, на фоне пурпура комнаты, а внутри него переплетались черные прожилки. Медленно он распускался, закрывался, распускался. Он хотел дотянуться, потрогать его горстью сострадания.