— Надо, сынок, надо. Нужные они мне люди. — Отец нахмурился и велел сыну призанять луку у соседки.
— Так она и одолжит — мы ей и без того уже две недели за молоко не платили, — напомнил Митька.
Порывшись в карманах, Ефим сунул сыну деньги и подтолкнул его в спину.
— Ну-ка, давай побыстрее.
Митька нехотя направился к дому Покатиловых. Он не очень-то любил покупать что-нибудь у соседей. Тётя Катерина, та ещё ничего — покачает головой, повздыхает, но даст и картошки, и масла, и молока. А вот дядя Савелий обычно заведёт длинный разговор о том, что у Кузяевых не дом, а заезжий двор, что Ефим живёт не по карману, совсем оторвался от земли, потом вспомнит покойную Митькину мать, да какая она была аккуратная хозяйка и хорошая труженица.
«Да ну их… все жилы вытянут», — подумал сейчас Митька и решил раздобыть лук по-своему.
Приоткрыв створку рамы, он положил деньги на подоконник и через калитку прошёл на огород к Покатиловым. Отыскал грядку с луком и принялся срывать луковичные стрелки.
И тут его заметил Борька Покатилов.
— Ага! Попался! — громко закричал он, выскочив из-за погреба, и принялся звать на помощь отца и мать.
— Ладно тебе, не горлань, — отмахнулся Митяй. — Я ж не даром беру, за деньги.
Не слушая Митьку, Борька вцепился ему в рубаху и продолжал звать родителей. Но тех дома не было, и из дома выскочила Таня. Следом за ней из другой половины дома выбежала Елька.
Заметив девчонок, Митька рванулся из Борькиных рук; рубаха на спине затрещала и порвалась. Борька растерянно отступил назад.
Митька швырнул в него пучком лука и, перемахнув через изгородь, помчался к своему дому.
— Видали, видали? — обратился к девчонкам Борька. — Митяй лук ворует. Теперь он нам весь огород истребит.
— Хватит тебе, — остановила его сестра. — И никакое это не воровство! Просто он мамки дома не застал, ну и нарвал сам луку. Он даже деньги на подоконнике оставил. — Таня разжала ладонь и показала брату смятый рубль.
— Деньги?! — удивился Борька. — А разве мы луком торгуем?
— Луком нет, а за молоко нам Кузяевы платят.
— Вот купец-барышник! Всё-то он на рубли меряет.
— А ты бы пожил, как Митька, — наверное, не позавидовал бы ему, — вполголоса сказала Таня. Она собрала с земли разбросанный лук, вырвала из грядки с десяток редисок и, кивнув Ельке, направилась к Кузяевым.
В доме всё ещё бражничали гости, но Митьки не было.
Подруги нашли мальчишку около сарая. Он сидел на бревне и зашивал порванную рубаху. Таня положила перед Митькой лук и редиску.
— Что ж ты так? Деньги заплатил, а сам ускакал, как заяц. Возьми вот, отнеси гостям.
— А ну их, — отмахнулся Митяй. — Пусть сами раздобывают! Я им не мальчик на побегушках, надоело.
Он в сердцах сделал крупный стежок иглой, уколол палец, сунул его в рот, пососал, потом сплюнул розовую слюну.
— Разве так зашивают? — вскрикнула Елька, отбирая у него рубаху. — Здесь же заплатка нужна. — Она покосилась на трусы и рубахи, что сохли на верёвке за сараем. — Опять сам стирал? На речке, без мыла?
— Ну и сам! — Митяй вскочил, сорвал с верёвки бельё и, скомкав, бросил его в сарай. — Подумаешь, велико дело!
— И чудной же дом у вас, у Кузяевых, — покачав головой, сказала Таня и посмотрела в сторону крыльца, откуда выходили гости. — То густо, то пусто… то дым столбом, то хоть шаром покати. Ты сам-то ел сегодня что-нибудь?
— Успею, поем.
— И живёте вы как-то по-особому, — заметила Елька. — В колхозе числитесь, а на артельной работе вас не видно.
Митька промолчал и отвернулся. Да и что он мог сказать?
С тех пор как отец женился на молодой разбитной продавщице сельпо, в доме Кузяевых всё чаще заходил разговор о деньгах, о доходах, о заработках. Полина вовсю командовала Ефимом, без конца требовала от него денег, покупала обновки, набивала ими сундуки и чемоданы. В доме появилось много дорогих вещей, но все они стояли без употребления и были прикрыты чехлами.
«Это всё про запас, на потом, когда в город переберёмся», — говорила обычно Полина и строжайше запрещала Митьке прикасаться к вещам.
Любили Полина с Ефимом устраивать весёлые пирушки, принимать гостей и тогда не скупились на угощение. В остальные же дни в доме не было ни завтрака, ни обеда, и каждый питался где мог. Полина с Ефимом ходили в колхозную чайную. Митька же чаще всего обходился всухомятку или довольствовался остатками пирушек.
Отец, после того как его отстранили от заведования свинофермой, в колхозе почти не работал. То он тайно пилил в лесу дрова и продавал их колхозникам, то выкашивал траву на лесных полянах, то нанимался к какой-нибудь вдове починить изгородь, крышу, переложить печку или раздобыть через своих приятелей в городе строительные материалы.
И повсюду он таскал за собой Митьку. Ефим у всех брал авансы, распивал магарычи, всем клялся, что за ним не пропадёт, но с работой не спешил, выполнял её неумело, кое-как.
— Ой, Митя, и ругают же вас с отцом в колхозе! Очень вы дорого берёте за всё, — сказала вполголоса Таня. — И «шарагами» ещё зовут.
Митька помрачнел.
— Ну и пусть!
— А шёл бы ты с нами работать, — посоветовала Елька. — Вот хотя бы к тёте Шуре в летний лагерь. Траву бы для поросят косил.
— Чтобы за здорово живёшь ишачить, за спасибо?
— Зачем «за здорово живёшь»? Тебе трудодни будут писать. Знаешь, как тётя Шура за поросят теперь получает!
Елька не успела договорить, как к сараю торопливо подошёл Ефим Кузяев и отозвал Митьку в сторону.
— Там Афанасий Гвоздев идёт. Должно, насчёт печки. Дымит она у него.
— Я-то при чём? — опешил Митька.
— Так ты умасли его, скажи, что придём как-нибудь, доделаем. А мне с ним встречаться охоты нет.
— Сам умасливай! Он уже два раза приходил, палкой на меня грозился.
— Ну-ну, не шуми! — прикрикнул Ефим на сына и скрылся за сараями.
Вскоре в переулке около дома Кузяевых показался дед Афанасий. Он сердито постучал в наличник, потом заглянул в окно и позвал Ефима. Ему никто не ответил. Старик оглянулся по сторонам и направился к сараю.
Не выдержав, Митька юркнул в сарай, забрался в сено и шепнул оттуда девчонкам, чтобы они не говорили деду, куда он спрятался.
Подойдя к сараю, Афанасий спросил девчонок, не видали ли они Кузяева.
Таня показала, куда ушёл Ефим.
— Хапанул денежки, а теперь прячется, печник липовый, переделывать не желает, — пожаловался Афанасий. — Хоть Митьку бы словить! Он-то где?
— Не знаем. Мы сами его ждём.
— Ах, шараги несчастные, портачи. Им бы только длинные рубли зашибать! И как их только земля носит? — Старик подозрительно покосился на девчонок. — А вам Митька зачем? И охота была с таким дружбу водить?
— Так Митя же не печник, он вам печку не клал, — осторожно заметила Елька.
— Одна сатана. Яблоко от яблони недалеко падает. Гнать их с отцом из села нужно, поганой метлой выметать!
Ругая на чём свет стоит Кузяевых, дед Афанасий побрёл к дому.
Таня позвала Митьку. Тот не ответил. Тогда девочки заглянули в сарай. Облепленный сеном, Митька сидел у бревенчатой стены, и губы его кривились.
Потерянная земля
Утром Никитка забежал к Гошке и сообщил, что ему удалось уговорить отца пойти на рыбалку.
— Втроём пойдём, да? — спросил Гошка.
— Тятька сказал, что и других ребят можно позвать. Рыбы на всех хватит.
Мальчишки накопали червяков, отыскали Ельку, Таню, Борьку и, дождавшись дядю Васю, отправились на реку Чернушку.
Но путь к речке сегодня оказался необычным. Дядя Вася не пошёл вдоль деревни, а свернул в переулок и направился в поле.
Шёл он неторопливо, щурясь от яркого солнца и глубоко вдыхая тёплый, настоянный на разогретых травах воздух.