В Клинцы они въехали, когда уже совсем стемнело.
— Ой, мне же домой надо! — вдруг спохватился Никитка. — Наверное, мамка ищет…
— Иди-иди, — кивнул ему Митяй. — Управимся и без тебя.
Пошатываясь от усталости, Никитка побрёл к своему дому, а Митяй, проехав ещё немного по улице, вдруг потянул за правую вожжу и повернул лошадь к избе Шараповых.
— Ты куда заворачиваешь? — удивился Гошка. — На ферму же прямо надо.
— Да к вам еду, к вам, — пояснил Митька. — Вам же сено для коровы нужно.
— Ну и что? — не понял Гошка.
— А то… Сейчас половину воза у вас во дворе свалим, остальное я к себе домой отвезу.
— Да ты в уме?! — вскрикнул поражённый Гошка и с силой потянул за левую вожжу. — Сено же для поросят!
— Вот недотёпа, — фыркнул Митька, дёргая за правую вожжу. — Этот же воз нам с тобой вроде как премия за усердие… Куда хотим, туда и везём.
— Поворачивай, говорю, к ферме!
— Голова с дыркой… вам же добра желают.
— Не надо нам такого «добра»!
Лошадь, не зная, какой вожжи ей слушаться, замотала головой, потом остановилась и затопталась на месте.
Мальчишки, привстав на колени, толкали друг друга плечами и продолжали дёргать за вожжи — один за правую, другой за левую.
Митька, наконец, пересилил, и лошадь вновь побрела к дому Шараповых. Тогда Гошка спрыгнул с воза, взял лошадь под уздцы и завернул её на дорогу, ведущую к ферме.
— Ах, ты вот как! — Разъярённый Митяй сполз с воза и бросился к Гошке.
— Не подходи! — предупредил его Гошка. — Кричать буду. Людей позову!
Митька оглянулся. По дороге от колодца с вёдрами на коромыслах шли две колхозницы.
— Балда, лоб чугунный!.. — сплюнув, выругался Митька. — Ну и кормите корову соломой, сидите без молока. — И он зашагал к дому.
Гошка перевёл дыхание и, держа лошадь под уздцы, повёл её к ферме.
Чужое сено
Через два дня Митяй после школы позвал Гошку к себе домой.
— Сейчас заправимся, щец похлебаем и опять в разведку.
— Что, опять сено искать? — спросил Гошка.
— Ага… Батя очень доволен нами. Вы, говорит, настоящие ищейки, вам премия положена.
— Какие «ищейки»? — насторожился Гошка.
— Ну, значит, доискиваемся до всего. Из-под земли выроем, из ноги выломим, а чего надо — всегда найдём.
Гошка поёжился и сослался было на то, что ему пора домой; время уже кормить поросят да и уроками надо заняться, но Митька почти силой потащил его к своему дому.
Большой, пятистенный, обитый тёсом и крытый оцинкованным железом дом Кузяевых стоял на высоких кирпичных столбах. В окна с земли просто так не заглянешь, надо приставить лесенку или забраться к кому-нибудь на плечи.
В просторной комнате, разделённой перегородкой, было много вещей. Славянский шкаф с зеркалом, кровать с блестящими шарами, гнутые венские стулья, ламповый приёмник, патефон — всё, что Гошка видел в сельпо, казалось, перекочевало в дом Кузяевых.
За столом сидел незнакомый Гошке человек — плечистый, с крупным лицом, с густой шевелюрой.
— Это Казаринов, директор совхоза, — шепнул Митяй Гошке. — Дружок батькин. Они с ним на охоту вместе ходят.
Из-за перегородки вышла Митькина мачеха, ещё молодая полная женщина с высоким пучком на голове, продавщица сельпо — «Полина из магазина», как звали её в Клинцах.
Она поставила на стол откупоренную бутылку с красным вином, закуску и, сев рядом с гостем, с игривым смешком наполнила стаканы.
— За ваше здоровье, Пётр Силыч! Что-то редко вы нас навещаете?
Митяй поздоровался с Казариновым и попросил у мачехи есть.
Полина, недовольная тем, что её оторвали от беседы с гостем, молча поставила перед ребятами по тарелке щей и вновь села рядом с Казариновым.
— Угощайтесь, Пётр Силыч… Доброе винцо, культурное, «ларданахи» прозывается. Это я по знакомству достала…
— Не ко времени, Полина, угощение. — Казаринов прикрыл стакан ладонью. — Я к Ефиму Степановичу по делу заехал. Не будет ли у него сена взаймы? Я ведь в прошлом году выручал его ферму…
— Не по-хозяйски живёте, Пётр Силыч, — усмехнулась Полина. — Без расчёта.
— Шут его знает, как оно получилось. Всё считал — есть сено в запасе, есть. Ещё с прошлого лета стог сена в лесу оставил. А вчера поехал посмотреть — пусто, нет сена.
— Скажи на милость! — сочувственно покачала головой Полина. — Вот же народ пошёл! А где у вас сено-то было?
— Да в лесу, за увалом. Как оно, это место, по-вашему называется — Малая Грива, что ли?
— Малая Грива? — воскликнул Гошка и, поперхнувшись щами, вдруг закашлялся.
— Да ты не жадничай, ешь по-людски. — Полина с досадой покосилась на мальчика и обратилась к Казаринову: — Не иначе как единоличник какой-нибудь вашим сенцом поживился. Есть ещё у нас такие ловкачи. А вам урок, Пётр Силыч, — не оставляйте добро без охраны.
— Урок что надо, — вздохнул Казаринов и поднялся из-за стола. — Пойду Ефима Степановича поищу… Где он сейчас?
— На ферме, пожалуй, — сказала Полина. — И я с вами пойду. Магазин пора открывать.
Они ушли.
Гошка, наконец, откашлялся и, отложив ложку, пристально поглядел на Митяя. Но тот как ни в чём не бывало продолжал хлебать щи.
— Слушай, — вполголоса заговорил Гошка, — а я теперь знаю, кто эти ловкачи.
— Какие ловкачи? — небрежно спросил Митька, облизывая ложку.
— А вот кто чужое сено с Малой Гривы увёз. Это ведь мы с тобой? И Никитка ещё.
— Что ты, Шарапчик?
— Так ведь мы сено с Малой Гривы увезли. А оно же не наше, оказывается, а совхозное. — Гошка вылез из-за стола. — Ты знал и молчал. Ну, зачем ты это сделал, зачем?..
— Дурной ты, — ухмыльнулся Митяй. — Какой же грех в том? Мы не для себя сено-то увезли, на общую пользу. А за совхоз не болей. Ему ничто. Казна ещё денег подвалит.
— Ах, вот как! Так ты сельпо не постыдишься обобрать и почту.
— Ну-ну, ты потише, — покраснел Митька. — А пусть они там в совхозе не ротозейничают!
— Ты хоть отцу-то сказал, чьё сено мы увезли? — допытывался Гошка.
Митька замялся:
— А чего ему говорить… Достали сено, выручили ферму, и делу конец.
— Ну и хват ты! — Гошка покрутил головой и схватил Митяя за руку. — Пошли к дяде Ефиму, расскажем обо всём. Ему и Казаринову…
— Ладно тебе… — отмахнулся Митька. — Теперь уж поздно рассказывать. Сено-то на корм пошло.
— А вот и не поздно! — выкрикнул Гошка. — Не хочешь вместе, один скажу…
Он выскочил из дома Кузяевых и помчался к ферме. Дядю Ефима и Казаринова он на ферме не застал, зато под навесом у кучи сена встретил мать и Стешу Можаеву.
— Что с тобой? — спросила Александра, увидев запыхавшегося сына. — Дрожишь весь, словно жеребёнок загнанный?
Гошка оглянулся по сторонам и вполголоса спросил мать и Стешу, знают ли они, чьим сеном кормят поросят.
— Как — чьим? — удивилась Александра. — Нашим колхозным. Вы же с Митькой сами его разыскали.
Гошка торопливо сообщил о том, что он узнал от директора совхоза и от Митьки Кузяева.
Выпустив из рук корзину с сеном, Александра уставилась на сына.
— Что же вы наделали, головы садовые? — забормотала она. — Чужое прихватили, тайком увезли? Всему же колхозу позор!
— Надо будет в газету написать, — сказал Гошка, посмотрев на Стешу.
— Что ж там в газету? Давайте прямо Казаринову скажем, пока он здесь, — подумав, сказала Стеша и предложила сейчас же разыскать директора совхоза и Кузяева. — Ведь так, тётя Шура?
Александра кивнула головой. Втроём они отправились искать Кузяева и Казаринова.
Кто-то сказал, что Кузяев пошёл домой.
Здесь Александра, Гошка и Стеша и нашли Ефима.
Нацепив на нос очки, тот сидел за столом, с озабоченным видом рылся в бумажках и щёлкал на счётах. Митька под диктовку отца что-то старательно писал.
— Что, Александра, опять насчёт кормов? — не поднимая головы, спросил Ефим. — Повременила бы, недосуг мне. Отчёт подбиваю, правление срочно требует.