— Да.
Пастор соединил их руки, и они повторили за ним слова клятвы. Еще несколько торжественных фраз, произнесенных священнослужителем, и обряд венчания был завершен. Белл и Олива состояли в нерушимом браке.
— Очень мило, — неожиданно прозвучал чей‑то насмешливый голос.
Белл подскочил к окну и направил на говорившего револьвер.
— Оставьте‑ка в покое вашу игрушку, — проговорил Гардинг. Он стоял посередине комнаты, а в дверях виднелась широкая фигура Мильсома.
— Очень мило и романтично, — повторил Гардинг. — Я не счел возможным помешать церемонии. Быть может, вы будете теперь столь любезны и войдете в дом. Вам нечего беспокоиться о судьбе вашей… супруги. С ней ничего не случится.
Белл, все еще держа в руках револьвер, вошел в дом.
— Придется и вам пойти со мной, Манн, — заметил он своему спутнику. — Придется нам довести эту комедию до конца.
Гардинг ожидал его в холле, не пригласив пройти в следующие комнаты.
— Я предоставляю вам возможность забрать с собой вашу жену, — сказал он. — Надеюсь, что она подтвердит вам, что я был с ней очень внимателен. Впрочем, вот и она.
Олива медленно спускалась по лестнице.
— По совести говоря, я должен был бы очень сердиться на вас, — бесстыдно заявил Гардинг. — Но, к счастью, я не имею больше оснований желать вступить в брак с мисс Оливой. Я как раз сообщил об этом нашему пастору, — и он указал на бледного молодого священнослужителя, — когда я услышал ваши голоса. И всё же я считаю необходимым сообщить вам, что ваш брак недействителен, несмотря на то, что вы обладаете соответствующим разрешением.
— Почему именно? — осведомился Белл, размышляя о том, не узнал ли хозяин дома Манна.
— Во‑первых, потому, что брак был заключен без свидетелей, — заявил Гардинг.
— Да вы ведь лично присутствовали при церемонии и оказались в роли свидетеля. Вместе с вашим полным приятелем, — рассмеялся пастор Манн.
Мильсом скорчил недовольную гримасу.
— И все‑таки этот брак недействителен, — торжествующе вмешался в разговор толстяк. — Этот пастор — преступник, пятнадцать лет тому назад лишенный своего сана. Я сидел вместе с ним в портландской тюрьме.
— Вы правы, но до известного предела, — насмешливо улыбнулся Манн. — Кое в чем вы ошибаетесь. По какой‑то необъяснимой ошибке меня не лишили сана, и перед лицом закона я и по сей день являюсь пастором англиканской церкви.
— Боже! — воскликнул потрясенный Белл. — В таком случае брак законен?
— Более законного брака еще не было на свете, — спокойно заметил пастор Манн.
20
— Ничего более фантастического, чем эта трагикомедия, нельзя и придумать, — так сказал Китсон, выслушав повествование Белла обо всем происшедшем.
Белл низко склонил свою голову. Казалось, происшедшее лишило его мужества и уверенности.
— Ругайте меня, Китсон, я не стану оправдываться, — сказал он, не поднимая глаз. — Ничего более скверного, чем я сам себе сказал, вы все равно не скажете. Я был дураком, круглым дураком.
Китсон пристально взглянул на молодого человека.
— Я не хочу напоминать вам о том, что я с самого начала был против вашего плана. Вспоминать об этом излишне. Но я слышал, что вы, Белл, отличный стрелок. Почему вы не ворвались в дом и не попытались её защитить с оружием в руках?
— Я не ищу оправданий, — ответил тот. — Но я уверен, что подобного рода действиями мне ничего не удалось бы достичь. Их в доме было пять или шесть человек, и эти люди способны на все.
— И вы полагаете, что он собирался жениться на ней?
— Он сам признался в этом в присутствии пастора, — поспешил сказать Белл.
— А что вы теперь собираетесь предпринять против Гардинга?
Белл беспомощно развел руками.
— Пока мисс Крессуелл не придет в себя, я лишен возможности предпринять что‑либо.
— Миссис Белл, — ворчливо поправил его Китсон, и Белл покраснел.
— Если вы ничего не имеете против, то мы и впредь будем именовать её мисс Крессуелл. Право, Китсон, вам не следует отягчать моё и без того нелегкое положение. Я ничего не могу предпринять, прежде чем она не придет в себя, и я не смогу ей рассказать о том, что произошло. Что сказал врач?
— Она спит.
— С ума сойдешь от всего этого, — прошептал Белл. — Вчера мне пришлось ждать, пока какой‑то пьянчужка не придет в себя после приступа белой горячки, а сегодня я жду, когда мисс Олива проснется после какого‑то дьявольского наркоза.
— А вам известно, что вас ожидает впереди? Известно ли вам, что мисс Олива и не подозревает о том, что вы обвенчались с ней? Известно ли вам, что нам предстоит ей сообщить об этом? Мне лично это совершенно не улыбается.
— А вы полагаете, что это обстоятельство радует меня? — сказал Белл.
— Что же делать? — осведомился Китсон.
— Вам лучше знать, — рассмеялся Белл, — ведь вы её поверенный.
— А вы её муж, — проворчал Китсон, — и это напоминает мне о том, что… — и он направился к письменному столу. — Вот, я приготовил для вас чек на сорок тысяч фунтов, что составит около двух миллионов долларов. Эта сумма причитается вам в качестве супруга мисс Оливы и подлежит выдаче в день венчания.
Белл взял чек, внимательно прочел его и порвал на мелкие клочки. Собеседники замолчали.
Некоторое время спустя Белл первым нарушил молчание:
— Что должен я предпринять для того, чтобы возбудить дело о разводе?
— По английскому закону вы можете покинуть вашу супругу, и тогда она может подать прошение в Верховный суд, и суд может приказать вам в течение двух недель возвратиться к вашей супруге.
— Я вернусь через две секунды, если она пожелает, чтобы я вернулся к ней.
— Послушайте, вы безнадежны. Я полагал, что вы осведомляетесь о порядке развода.
— Разумеется. Я хочу избавиться от всего этого отвратительного сплетения обстоятельств. Неужели ничего нельзя предпринять без посвящения мисс Крессуелл во все случившееся?
— Ничего. Ваша супруга должна знать обо всем, — сказал Китсон.
Казалось, он испытывал особую радость от того, что мог злить Белла.
— Я ни в чем не упрекаю вас, — сказал он, переходя на серьезный тон. — Я упрекаю лишь себя. Когда я дал слово Джону Миллинборну, я и не подозревал о том, какие серьезные последствия может это повлечь. Разве я мог предположить, что сыщик, которому я поручу охрану девушки от охотников за приданым, женится на ней? Я ни на что не жалуюсь, — поспешил он добавить, заметив, что лицо Белла стало красным от бешенства. — Мы можем сожалеть о том, что обстоятельства сложились таким образом, но жертвой этих обстоятельств являемся не мы.
— Совершенно верно, — коротко ответил Белл. — Если бы я был одним из тех пожилых селадонов или
галантных кавалеров, о которых читаешь в книжках, я бы пустил себе пулю в лоб.
— Пожалуй, это было бы выходом из положения, — согласился Китсон. — Но тогда на меня легла бы задача объяснить мисс Оливе, что она стала вдовой.
— Так что же мне делать?
— Закурите сигару. — Китсон протянул своему со- собеседнику сигару, и его старые лукавые глаза загорелись.
— Я давненько не читал романов и не знаю, что современная литература рекомендует делать в подобном положении. А я по своему скромному разумению полагаю, что вам прежде всего следует завоевать расположение своей дамы.
Белл вскочил со своего места.
— Вы говорите серьезно? Но ведь это же невозможно! Это нелепо! Она никогда не полюбит меня.
— В самом деле не вижу причин, чего ради могла бы вас полюбить ваша жена, — ответил Китсон. — Но это сильно облегчило бы положение.
— А дальше что?
— А дальше вам придется обвенчаться вторично, — заметил Китсон. — Закон этого не запрещает. Закон разрешает венчаться сколько угодно раз, но, разумеется, все с одной и той же женщиной.
— А если она любит другого? — растерянно спросил Белл.
— Это было бы для вас неприятно и еще неприятнее для Оливы. Обстоятельства сложились так, что ей теперь самой следует позаботиться о том, чтобы не любить никого другого.