Треска оказался прав: они вышли в море слишком рано. Казаки, которые особенно яростно настаивали на немедленном отплытии от камчатского берега, боялись встречаться взглядом с запавшими глазами морехода.
Минула вторая неделя с того дня, как льды сковали судно, а конца ледяному плену все еще не предвиделось. И хотя почти весь май погода стояла солнечная, однако солнце слишком медленно съедало лед.
В ночь накануне петрова дня Семейка проснулся оттого, что его кто-то тряс за плечо. Привстав на топчане, он увидел Соколова. За столом, возле зажженной плошки, охватив голову руками, сидел Треска.
Семейка торопливо поднялся, уселся рядом с Треской, догадываясь, о чем пойдет речь. Соколов устроился за столом напротив и, внимательно оглядев Семейку, велел докладывать.
Неделю назад они уже собирались вот так же. Тогда было решено урезать ежедневную выдачу пищи казакам на четверть. Кажется, на судне никто даже не заметил того, что порции уменьшились, благо воды каждый пил, сколько хотел: сберегая взятую с собой пресную воду, Семейка с Умаем каждый день закладывали три кадушки льда. К утру воды в них было столько, что хватало всей команде на день.
— Сладкая трава кончилась. Остатки выдал за ужином, — начал Семейка. — Да то не беда. Казаки не великие сластены. Кореньев сараны полмешка еще есть. Дня на три казакам хватит.
— Растянешь на неделю, — приказал Соколов.
— Мне — что! Растяну, — буркнул Семейка. — Да хлеба ж нет! Муки ячменной полмешка осталось. Кеты соленой почти целая бочка еще.
— Кету не вымачивать. Пусть казаки, насолившись, больше воды пьют. Нерпичий жир есть еще?
— Этого добра полбочонка. Плошки заправлять можно полмесяца.
— Никаких плошек! Жир на освещение больше не выдавать.
— Аль кто его есть станет? — удивился Семейка. — Стошнит же. Он затхлый.
— Может статься, через недельку и нерпичьему жиру казаки рады будут. Понял?
— Понял, чего ж не понять? — обиделся Семейка. — А только вы на меня зря серчаете.
— Ну-ну, будет, хлопец, — строго глянул на него Соколов. — Не до капризов ныне. Серчаю я не на тебя, а на самого себя, что Треску не послушал, не выждал на Камчатке еще с полмесяца.
— Да что уж там, Кузьма, — махнул рукой Треска. — Сдается мне теперь, что по здешнему морю пускаться в плавание раньше середины июня вообще опасно. То-то и оно, что море здешнее раньше проведано не было. Мы первые, нам и все беды первыми от него принимать. Однако надежды я не теряю. Недели через две лед разойдется.
— Через две недели? — ахнул Семейка. — Чем же я казаков кормить буду?
— Тяни, хлопец, тяни, как можешь. В этом теперь наше спасение, — устало сказал Соколов. — Надо выжить. Я прикажу казакам поменьше шляться по судну, больше спать.
Спустя несколько дней после этого разговора на море разыгралась буря. Льды с грохотом наползали друг на друга, однако льдина, в которую вмерзло судно, устояла. Вслед за бурей начался затяжной дождь-мелкосей. День за днем висел он над судном, а просвета в тучах все не было видно. От голода и промозглой сырости казаки впали в уныние, стали раздражительны и угрюмы. Кому-то пришла в голову нелепая мысль, будто все беды проистекают оттого, что на судне находятся душегубские пожитки Петриловского. Если их не выбросить в море, льды не выпустят судно.
Мысль эта захватила почти всю команду, и на судне едва не вспыхнул бунт. Соколову с Треской стоило большого труда отговорить казаков от покушения на государеву казну.
Вслед за тем казаки начали утверждать, будто счастье отклонилось от них из-за того, что они оставили на Камчатке Мяту с Матреной. Если бы-де Треска из-за своего предубеждения к камчадальской женщине не заставил Соколова освободиться от нее, никаких мучений они не терпели бы. Камчадалка-де приносила им удачу.
Конец этой распре и всеобщей грызне положил голод.
Опухнув и потеряв силы, казаки вповалку лежали на нарах, молясь и ожидая смерти.
Семейка с Умаем, сами едва держась на ногах, трижды в день поили ослабевших водой. Кроме крошечного кусочка отваренной кеты за обедом они каждому казаку выдавали кружку кипяченой воды с растопленным нерпичьим жиром. Жир казаки пили с трудом, некоторых тут же рвало.
Долгожданное солнце снова появилось наконец на небе. На судне сразу сделалось теплее. Кое-кто из казаков нашел в себе силы выползти наверх..
После полудня задул резкий, свистящий ветер. Он не стихал до вечера, дул всю ночь, а к утру стал столь силен, что начали со скрипом гнуться мачты, грозя обрушиться на палубу.