Около двух часов спускалась флотилия без всяких происшествий. Наконец сопки справа отошли прочь от реки, впереди лежала открытая тундра, и последовала команда погасить факелы. Карымча опасался, как бы свет их не разглядели со сторожевой вышки казачьего острога. Теперь камчадальское войско плыло при свете звезд, которые уже начали бледнеть, потому что наступил предутренний час. Именно на этот час было назначено нападение на острог. Прижимаясь к коренному правому берегу, чтобы не налететь в темноте на предательский островок, баты приближались к крепости, хоронясь в береговой тени. К отвесному мысу, на котором стоял острог, флотилия подошла бесшумно.
Талвал, Карымча, Канач, а за ними воины с других батов стали подниматься на берег. Темной лавиной выплеснулись они в тундру и стали ползком окружать крепость, волоча за собой вязанки травы и сучьев, прикрывая рукавами кухлянок горшки с горящими углями. На сторожевой вышке разглядели часового, и самые меткие стрелки натянули луки. Два десятка смазанных лютиковым ядом стрел ушли со свистом и гудом в ночную тьму. Было слышно, как часовой с грохотом выронил пищаль и рухнул на деревянный настил вышки.
Камчадалы обкладывали вязанками хвороста палисад и стены отгораживающих крепость от тундры построек. Когда последняя вязанка была уложена, на солому одновременно со всех сторон крепости стали сыпать горящие угли из горшков. Крепость окуталась густым дымом, затем сквозь дым прорезались огненные языки. Чтобы не попасть под прицел казацких пищалей, камчадалы отбежали в тундру и залегли саженях в ста от острога, прячась за кочками и кустами.
Пламя быстро охватывало стены крепости, перебрасывалось на постройки внутри острога. Ярко и как-то сразу вспыхнула соломенная крыша казармы — словно взорвалась, рассыпая снопы искр.
Только теперь в крепости послышались отчаянные крики, и за стены палисада начали выскакивать люди в одном нижнем белье. Кое-кто из них успел все-таки захватить пищали и сабли, хотя о злом умысле никто не думал, решив, что пожар — результат чьего-то неосторожного обращения с огнем. Только тогда, когда на растерянных людей посыпались тучи стрел, стало ясно, что острог подвергся нападению; и казаки стали падать на землю, ища спасения от стрел в рытвинах и за кочками. Большинство осажденных погибло сразу же, едва оказавшись за стенами острога. Камчадалы били без промаха, щадя одних только женщин.
Однако когда Карымча решил, что все уже кончено, и густые толпы камчадалов поднялись из-за кустов, спеша добить раненых, грохнуло несколько казацких пищалей, заряженных крупной свинцовой сечкой, и около десятка воинов забились на земле, а остальные с воем откатились в спасительные кусты.
Воспользовавшись временным замешательством в рядах противника, Ярыгин прокричал всем, кто остался жив, отступать в горящую крепость. За ним успело проскочить в ворота палисада трое казаков. Прикрывая руками трещавшие от жара волосы, они вбежали в приказчичью избу, стоявшую в центре крепости и не успевшую еще вспыхнуть, и натянули прямо на нижнее белье боевые доспехи. Затем намочили в кадке с водой кафтаны и прикрылись ими. Торопливо разобрали оружие — сабли, несколько пистолей, еще две заряженные пищали, намотали на запястья ремни тяжелых шестоперов — дубинок с ядром на конце, усаженным шипами.
— Затинная пищаль! — прокричал вдруг Ярыгин и ринулся вон из избы.
Теперь их спасение, казалось, зависело от того, удастся ли им проникнуть в казарму, где на козлах была установлена тяжелая пищаль, только вчера заряженная полупудом свинца. Ствол ее смотрел сквозь узкую бойницу в тундру.
На казарме уже с треском рушилась кровля. Однако один из казаков махнул рукой: «Эх, была не была!..» — и ринулся в пламя.
Прошло несколько томительных мгновений, и громовой удар сотряс горящую крепость. Сразу вслед за выстрелом рухнул потолок. «Прощай, товарищ», — подумал Ярыгин и ринулся к выходу из охваченного пламенем острога, увлекая за собой двух других казаков. К удивлению Ярыгина, вокруг острога густыми толпами теснились камчадалы. Выстрел затинной пищали не произвел на них желаемого впечатления. Вероятно, пищаль взорвалась от жары раньше, чем казак успел направить ее ствол в бойницу, и свинец ушел в потолок казармы.
— К лодкам! — выкрикнул Ярыгин, и казаки, выпалив из ручным пищалей и отбросив их за ненадобностью, стали пробиваться к реке. Вначале, отпугнутые выстрелами, сразившими нескольких воинов, камчадалы отпрянули, но затем с криками дружно навалились на казаков. Увидев, что стрелы отскакивают теперь от казаков, воины пустили в ход копья и чекуши,[5] метали в грудь огненным пришельцам дротики. Но дротики тоже отскакивали от железных кольчуг, а копья легко перерубались саблей. Стоя спиной к спине, трое последних защитников крепости отступали к берегу, успешно отбиваясь саблями и тяжелыми шестоперами от преследователей. Но на смену погибшим воинам подоспевали новые десятки камчадалов. Талвал с такой силой ударил копьем в грудь одному из казаков, что тот не устоял на ногах. Он не был даже ранен, но подняться не успел: его затоптали, задушили тяжестью тел — живых и мертвых, и двое его товарищей, оттесненные толпой к обрыву, не успели прийти к нему на помощь. Сменив сломавшееся копье, Талвал намеревался ударить в грудь второго казака. Но в этот момент Ярыгин и его товарищ использовали свой последний шанс — вырвали из-за кушаков пистоли и выстрелили в упор по наседавшей толпе. Свинцовый кругляк вошел Талвалу в переносицу и раздробил на вылете затылок. Великий воин рухнул к ногам Ярыгина.