— Да что ж в том плохого, если им вздумалось ездить в гости летом?
— Если камчадалы ездят в гости летом, значит, они готовятся к войне! Как ты не понимаешь?
Завина плакала теперь у него на груди, обвив его шею руками. Она плакала так горько, словно он был уже покойником. Тронутый ее любовью и слезами, он гладил ее волосы, обдумывая то, что она сказала. Непокорства со стороны камчадалов Большой реки казаки еще не встречали. Но все-таки в ее словах что-то есть. Пожалуй, стоит поговорить об этом с начальником острога Дмитрием Ярыгиным. Казаки в остроге слишком беспечно настроены. Караульные чаще всего спят по ночам на сторожевой вышке. Мало ли что могут измыслить камчадалы?
— Ну не плачь, — стал он успокаивать Завину. — Хотел бы я посмотреть на того камчадала, который надумает кинуться на меня. Камчадальские копья и стрелы казакам не страшны. Разве пробьет стрела мою железную одежду? — указал он на висящую на стене кольчугу. — Ты не приглашала Канача заночевать у нас?
— Приглашала, но он не захотел. Сказал, что ему уже предлагал ночлег Семейка Ярыгин, но он спешит домой.
Иван знал, что сынишка начальника острога, Семейка Ярыгин, шустрый четырнадцатилетний мальчуган, скучавший в крепости без сверстников, сдружился еще зимой с Каначом, и мальчишки часто лазили вместе по сопкам, гоняя куропаток. Однако в последнее время Канач редко появляется в крепости, и Семейка изводит Козыревского вопросами, когда «родственник» Завины навестит острог. Постепенно мальчишка так привязался к Ивану, что повсюду таскался за ним по пятам, готовый по одному его слову мчаться куда угодно, выполнить любое поручение.
За окном по-прежнему было темно. Что за дьявольщина? Поднялись, видно, они с Завиной посреди ночи.
Громкий стук во входную дверь прервал их разговор. Козыревский натянул кафтан и пошел отчинять засов. На пороге — легок на помине! — стоял Семейка Ярыгин. Выгоревший белый чуб, кафтан нараспашку и весь в саже, темные глаза горят от возбуждения.
— Дядя Иван! — зачастил он прямо с порога. — Вы тут спите и ничего не знаете! На острог черный снег падает! Утро-то давно уж настало, да черный снег свет застил.
— Какой еще черный снег? Может, сажа и пепел?
— Сажа, она самая и есть, — подтвердил Семейка.
— Так зачем же ты меня путаешь? То снег ему, то сажа... Ветер откуда, с моря или с гор?
— Да вроде с гор тянет.
С минуту подумав, Иван заключил:
— Не иначе как Авачинская огнедышащая гора сажу и пепел исторгла. А ветер к нам и пригнал целую тучу этого добра. То-то я вроде утром свет за окном разглядел, а потом опять тьма настала.
Подождав, пока Завина оделась за пологом, они втроем вышли из дому.
Над острогом висело низкое черное небо, в котором лишь кое-где угадывались светлые размывы. На крепостные стены, на крыши построек сыпались сажа и пепел.
Перед приказчичьей избой в сумраке возбужденно переговаривались крепостные казаки:
— Дожили до тьмы кромешной!
— Уж не знамение ли какое?
— Что-то будет, казаки, что-то будет...
— К большой крови это...
— Тю, кровь ему мерещится! Да на Камчатке кругом горы пепел кидают. Поди, Авача разбушевалась. Других огненных гор ближе к нам нет.
— Раньше-то в остроге нашем никогда сажа не выпадала. Не к добру это. Стеречься надо.
— Братцы, гляди, у Харитона Березина рожа черней, чем у черта запечного!
— Сам ты шишок запечный! — обиделся Березин, не сообразив, что в темноте его лица не видно, что казак шутит.
— Тише вы, воронье немытое! — прозвучал рокочущий голос Данилы Анцыферова. — У нас с архимандритом Мартианом горе горькое, а они тут раскаркались.
— Что ж за горе у вас, Данила?
— А такое горе, что, как пала тьма, бочонок с хмелем мы потеряли. Плачьте с нами, братья-казаки!
В толпе послышался хохот.
— Данила, друг ты мне или не друг?
— А ты кто такой есть? В темноте и волка можно принять за друга.
— Гришка Шибанов я.
— Ну, ежели не врешь, что Шибанов, тогда друг.
— Так вот, Данила, ради дружбы нашей помогу я вам с Мартианом тот бочонок искать!
— И я помогу, Данила! — поддержал Шибанова голос Березина.
— И я!..
— И мы!..
Охотников поискать заманчивый бочонок нашлось немало, и казаки, гогоча, повалили за Анцыферовым.
Почувствовав, как в его руке дрожит рука Завины, Козыревский обнял ее за плечи.
— Ты что? Иль у вас здесь сажа с неба никогда не падала?