— Выйдем на берег! — предлагает Завина, и Козыревский причаливает к песчаной косе.
Взявшись за руки, они пробираются сквозь кусты и не спеша выходят на речной косогор, с которого им открывается широкая каменистая тундра, огороженная грядами сопок и пересеченная заросшим ивняком и тальниками ручьем.
Смех замирает у них на губах. Вдали, прижимаясь к гряде сопок, движется в сторону верховий Большой реки длинная цепочка людей. Судя по копьям, которые имеются у всех, это камчадальские воины. Почему они идут словно крадучись, почему обходят казачий острог далеко стороной?
Припав к земле, Козыревский с Завиной долго наблюдают их шествие, в котором чувствуется что-то грозное.
— Ты побудь здесь, а я пройду кустами вдоль ручья поближе к ним, — внезапно принимает решение Иван. — Погляжу, что за воины, чьи они, Карымчины или Кушугины.
Скользнув, словно ящерица, Иван быстро достиг зарослей. Ручей мелок, всего по щиколотку. Козыревский приблизился к воинам на такое расстояние, когда хорошо можно было разглядеть их лица. Затаившись в кустарнике, он следил за ними, пока все они не перешли ручей вброд и не скрылись вдали. Ни одного знакомого лица среди воинов он не разглядел, хотя знал почти всех людей князца низовий реки Большой, толстого, добродушного, плутоглазого Кушуги, а равно и воинов Карымчи, чьи стойбища раскинулись в верховьях реки. У идущих впереди воинов он хорошо разглядел болтавшиеся на копьях пучки перьев ворона и куропатки, тогда как отличительными знаками родов Кушуги и Карымчи были перья ястреба и кедровки. Чьи же это тогда воины? В окрестностях острога ни один род не носил ни перьев куропатки, ни перьев ворона. Надо спросить у Завины.
Дождавшись, пока последний воин скрылся за сопками, Иван заспешил обратно.
Завина объяснила Козыревскому, что вороново перо — отличительный знак родов, обитающих на реке Кихчик, а перья куропатки носят, вступая на военную тропу, воины с реки Нымты.
Козыревский задумался. Названные Завиной реки текли в Пенжинское (Охотское) море верстах в сорока-пятидесяти севернее Большой.
Должно быть, утренняя тревога Завины, вызванная известием, что камчадалы зачастили друг к другу в гости, была далеко не напрасной. В тундре явно что-то замышляется. Вероятно, камчадалы с северных рек решили напасть на камчадалов реки Большой — вражда в этих местах была до прихода казаков постоянной и, видимо, по какой-то причине вспыхнула вновь. Карымча, должно быть, узнал уже, что на него готовится нападение, и предпринимает ответные меры, раз Завина утверждает, что камчадалы Карымчиных и Кушугиных родов наезжают друг к другу в гости.
Козыревский встревожился теперь не на шутку. Если вокруг казачьего укрепления вспыхнет междоусобная война, казакам, дабы прекратить ее, придется волей-неволей принять чью-либо сторону — и тогда прощай мирная жизнь.
Если бы Козыревский мог сейчас, подобно ястребу, парящему над поймой, окинуть взглядом землю с высоты верст на тридцать вокруг, тревога его возросла бы во сто крат. Кроме отряда, случайно замеченного ими невдалеке от острога и державшего путь к стойбищу Карымчи, он увидел бы еще несколько отрядов камчадальских воинов, стягивавшихся к стойбищам выше и ниже острога. Одни из этих отрядов держали путь с севера, другие с юга. По побережью Пенжинского моря шел от курильской Лопатки к Большой реке отряд курильцев, одетых в птичьи кафтаны и рыбьи штаны.
По направлению движения этих отрядов можно было бы заключить, что центром, к которому они притягивались словно магнитом, был казачий острог.
Столкнув бат на воду, Иван с Завиной понеслись к крепости, держась на самом стрежне, чтобы течение помогало им в их бешеной гонке по реке.
На берегу возле крепости двое казаков и Семейка Ярыгин стаскивали на воду лодки.
— Куда собрались? — спросил Иван.
— На устье, собирать птичьи яйца! — весело откликнулся Семейка.
— Осторожней держитесь! — предупредил Козыревский. — В тундре вооруженные камчадалы бродят. Как бы не наскочили на вас!
Казаки с полнейшим равнодушием приняли его слова: пусть, дескать, бродят, их дело. А что касается наскока на них, так это и вовсе дело немыслимое. Слыхом не слыхивали, чтоб кто-нибудь из здешних камчадалов захотел поживиться за счет казаков.