Отряд цепочкой вытянулся из острога, и казакам открылась черная, сплошь покрытая сажей тундра.
Когда отряд отошел уже на версту от крепости, Козыревский оглянулся назад еще раз.
Черные строения на черной тундре показались ему зловещими. Черным был даже крест часовни. Казалось, крепость возведена бесовскими силами из сажи и пепла. Стоит подуть ветру — и все постройки развеются прахом, и там, на речном мысу, останется голое место, куча сажи.
Глава пятая.
Нападение.
Стойбище Карымчи превратилось в военный лагерь. Десятки костров освещали пойму на левом берегу Большой реки, верстах в двадцати выше казачьего острога. Когда тревожили какой-нибудь костер, подбрасывая в него сушняк, пламя взметывалось искрами, которые уносились в черное, усеянное большими мохнатыми звездами небо. Багряным светом обливались высоко поднятые на столбах балаганы, поставленные так тесно друг к другу, что из одного жилища можно было переходить в другое. Воины сидели на корточках, окружив костры, — каждый род у своего огня. Над их головами торчала щетина копий. На многих воинах были кожаные куяки [4], сшитые из толстых лахтачьих ремней. Меж кострами бродили полчища грызущихся длинношерстных собак, на которых воины не обращали внимания. На берегу, под тополями, обсыхали десятки долбленых лодок, пригнанных по приказу Карымчи с верховий и со всех ближайших притоков Большой реки.
Карымча назначил срок сбора в первый день новолуния. Последние отряды с дальних рек подтянулись к стойбищу вождя под вечер этого дня.
В полночь весь лагерь пришел в движение. Воины поднялись и образовали плотный круг возле самого большого костра, костра Карымчи, и теперь при свете можно было хорошо разглядеть их лица с узким разрезом глаз и толстыми губами. Волосы мужчин — черные, блестящие — были заплетены в две косицы. В центр круга, к самому костру, шагнул обнаженный до пояса рослый, мускулистый воин. На конце его копья болтался пучок сухой болотной травы.
— Талвал! Талвал! — пронеслось над лагерем. Имя прославленного воина-силача заставило зрителей затаить дыхание.
Трое воинов, сгибаясь от тяжести, вынесли на круг большой камень в виде двух ядрищ, соединенных перемычкой. Талвал шагнул к камню и, напрягаясь всем телом, вырвал его на уровень груди. Затем последовал толчок» и груз взлетел над головой Талвала, застыл на его вытянутых руках.
Гул одобрения пронесся над лагерем.
Камень увили кольцом из сухой травы, затем поймали собаку, и Талвал пронзил ее копьем. Кровь жертвенной собаки собрали в деревянную чашу и выплеснули на камень. Вспоенная этой кровью, должна была буйно взойти сила камчадалов, равная тяжести камня.
Потом воины показывали свое искусство — крутили копье над головой так быстро, что оно как бы исчезало, метали дротики в цель, стреляли из лука. С Талвалом, разумеется, никто не мог сравниться. Однако, к удивлению зрителей и воинов, сын Карымчи, пятнадцатилетний Канач, в стрельбе из лука показал необыкновенную меткость. В тополевый столб, вкопанный в землю довольно далеко от костра и слабо различимый во мраке, вонзилось восемь из десяти посланных подростком стрел, тогда как были воины, чьи стрелы поразили цель не более двух раз. Талвал, не промахнувшийся ни разу, подошел к Каначу, высоко подбросил подростка и, поймав, поставил рядом с собой, обнимая за плечи.
— Ительмены! — громко выкрикнул он. — Вот будет воин, которому я передам свою силу и ловкость!
— Канач! Канач! — словно клич, разнеслось над тундрой.
Успех сына наполнил гордостью и ликованием сердце Карымчи, однако он оставался невозмутимо-спокоен, только в черных щелках глаз вспыхнула острая веселая искра. Несмотря на то что голова вождя уже начала белеть, цвет лица у него был свежий, фигура крепкая, приземистая и плотная, налитая силой. Любуясь воинскими потехами, он думал о прежней жизни, когда меткое копье и крепкая рука славились в тундре превыше всего. Если ительменам его рода не хватало женщин либо пленников для тяжелых работ, воины отправлялись на дальние реки и брали их в схватке с чужими родами. Так было всегда, так должно быть и впредь. Огненные пришельцы, нарушившие вековое течение жизни, должны исчезнуть. Пусть радуются миру те, кто слаб. А его воины по-прежнему крепко держат копье и метко бьют из лука. Тундра выставила более четырех сотен копий. Теперь стало точно известно, что пришельцы явились не с верхней земли, что они смертны, что пламя и гром вылетают у них не изо рта, а из железных палок, которые они повсюду таскают за собой и, даже ложась спать, укладывают сбоку на постель, словно своих жен. Только узнав это достоверно, он, Карымча, и решился напасть на них. Сегодня ночью они будут преданы огню и уничтожению вместе со своими железными палками.