— Про то, что мне лучше, а чего нет, то не твоего ума дела кавалер. Ты говори, да не заговаривайся — гневно повысил голос, прервал его московский правитель, затем смерил собеседника хмурым взглядом, недовольно хмыкнул — многие блага говоришь. А ну-ка вот на сем списке покажи мне, где держава господина твоего находится. Поглядим.
По знаку князя стремительно подскочивший к столу стриженный "под горшок" отрок в серой длинной рясе проворно развернул большой пергамент, на котором в традиционном средневековом стиле, с завитушками и диковинными зверушками на полях была нанесена географическая карта.
Некоторое время Щебенкин склонившись над пергаментом, сосредоточенно с изрядной долей скепсиса разглядывал творение неведомого картографа, а потом откинулся и пожав плечами заметил: "Нет тут нашего княжества государь. Да и неверна твоя карта".
— Вот как? Не верна, значит? — московский князь выглядел искренне возмущенным — да ты знаешь, сколько за сей список фрягам серебра отвалили? Сию Ойкумену великие заморские книжники составляли, коих весь крещеный мир за ученых мужей почитает, а ты кавалер вот так сразу и увидел, что не верна.
— Вот смотри государь — деловым тоном категорично заявил Щебенкин, которого процесс настолько захватил, что он уже не обращал внимания на гневные речи и недовольную физиономию хозяина кремлевских палат — здесь с Европой, все вроде правильно, и Средиземное море и северный берег Африки, все на месте. А вот дальше хитрят книжники, или действительно не знают. Сам материк африканский он намного больше, чем тут нарисовано. Далеко на юг тянется. Португальцам уже давно про это известно, а тебе по всему видно старую карту подсунули.
— Ну, ну, материк говоришь? — задумчиво глядя в пергамент, протянул Василий — да пес с ней, с Африкой этой, что мне с нее прибытку? Ты про свою державу сказывай. Чем торговать мыслите?
Глава 10. В которой встречаются двое старых друзей
Яркие солнечные лучи играли на стеклах окна, солнечными зайчиками весело прыгали по бревенчатым стенам и нехитрому убранству великокняжеского терема. Ясность морозного утра и мирная семейная обстановка навевали самое благодушное настроение. Их величества изволили завтракать в кругу семьи.
Удобно разместившись в громоздком деревянном кресле, Ляшков развернул свежий, доставленный этим утром номер "Новорусского вестника", и, не отрываясь от процесса поглощения выставленной на стол в количестве способном прокормить роту голодных наемников снеди, погрузился в чтение.
— Не читай во время еды — Татьяна попыталась выхватить из рук мужа газету — вредно для пищеварения.
— Ничего моему пищеварению не сделается — уворачиваясь, улыбнулся Егор — к тому же только плохие новости ему вредят, а здесь их нет, все чинно и благородно.
— Удивительно, у нас и вдруг плохих новостей нет.
— Мама, а что такое пищеваленье? — четырехлетний Мишка, прекратил ковырять ложкой молочную кашу и уставился на родителей такими же как у матери огромными, зелеными глазищами — это такое валенье да? Оно вкусное?
- Пищеварения, это когда тетка Аксинья еду на кухне стряпает — рассмеялся Ляшков.
— Не морочь ребенку голову — Таня взъерошила русые волосы мужа — а ты ешь быстрей.
Паренек быстро доскреб ложкой по дну миски и наспех прожевав, запил еду несколькими глотками молока, сполз с лавки. Татьяна вытерла рушником перемазанную кашей мордочку и передала ребенка в заботливые руки Аксиньи.
Под ее строгим взглядом няня развернув малыша лицом к иконам, водя его рукой, заставила перекреститься.
— Дорогая, с каких пор ты у нас такая набожная стала? — усмехнулся Егор.
— Это твой наследник — назидательно подняла палец супруга — будущий правитель, а значит должен во всем подавать пример своим подданным, в том числе и в почтительном отношении к вере и обычаям своего народа. Когда он придет на твое место с него спрос вдвойне будет: и как с князя и как с твоего сына.
— Ох, и мудрая ты у меня женщина — Ляшков поднялся, поцеловал жену — к обеду не жди, я сейчас в город, в ратушу, потом в университет и на верфи. Буду только вечером.
Взяв со стола небольшой бронзовый колокольчик, позвонил. Через пару минут в створе приоткрытой двери появилась круглая пышущая здоровьем и благополучием физиономия камердинера.
— Петер, найди Валдиса, пусть готовит конвой к выходу, а мне пусть седлают Ирокеза.
— Слушаюсь ваше величество. Прислать слугу, чтобы помог вам одеться?
— Ну, вот еще. Сам оденусь.
— Нельзя так ваше величество. Такой важный господин не должен одеваться сам, как какой-нибудь простолюдин — камердинер был явно расстроен столь явным падением великокняжеского достоинства и попытался воззвать к своей вечной заступнице — ваше величество ну хоть вы скажите. Нельзя же так.
— Чего? А ну брысь отсюда, чтобы глаза мои тебя не видели. Поучать он меня еще будет. Много воли взял, как я посмотрю.
Недовольный слуга, хотя и привык к быстро проходящим вспышкам монаршего гнева, решил судьбу не испытывать и поспешил скрыться за дверью, а Егор насвистывая незатейливый мотивчик направился собираться в дорогу.
Времени для того, чтобы натянуть на себя камзол, шаровары с кожаными вставками для верховой езды и сапоги, затянуть пояс с кошелем и кинжалом, перевязи с саблей и пистолетной кобурой, и накинуть на плечи подбитый мехом плащ, надо совсем не много. Через двадцать минут он, стоя у окна терема, наблюдал: как усаживаются в седла двое бойцов конвоя, а неизменный Валдис подводит к крыльцу статного гнедого жеребца.
— Ваша милость — в приоткрытую дверь вновь сунулся опальный Петер.
— Чего опять? — недовольно обернулся Ляшков.
— Там господин полковник прибыл. Ожидает.
— Чего ожидает? Ты чего, его за дверью держишь? Зови немедленно!
— Гневаться изволишь твое величество — укоризненно покачал головой входящий Корнев, и широко улыбнулся — здорово дружище.
Встреча двух старых друзей была бурной и радостной. Наконец после взаимных объятий и похлопываний по плечам Ляшков подтолкнул приятеля к креслу, а сам уселся на скамью у стола, с которого расторопная прислуга уже успела унести остатки завтрака: "Ну, рассказывай. Как добрался? Давно прибыл?"
— Да вот только с дороги — пожал плечами Сергей, усаживаясь поудобней на хозяйском кресле — добрался нормально. Вот только уже на подъезде к Еремеевке с шатуном трассу не поделили, но все обошлось. Возницу кольчуга спасла, а меня пистолет.
— Не повезло, значит, одному топтыгину — улыбнулся Егор, и, хлопнув себя по лбу обернувшись к двери, завопил — вот голова дырявая! Петер, Петер, ты где, бездельник?
— Здесь ваше величество… — сунувшийся в комнату камердинер так и застыл с открытым ртом, обнаружив на великокняжеском троне небрежно развалившегося Корнева.
— Так, Валдису отбой — не обращая внимания на его "тормознутое" состояние, начал распоряжаться Ляшков — обойдутся в ратуше без меня. И скажи, чтобы поесть чего-нибудь собрали, и выпить не видишь гость с дороги. Быстрей чего встал как памятник.
— Чего ты гоняешь парня? — наблюдая за стремительно исчезнувшим за дверью слугой, заметил Сергей.
— Ничего страшного — отмахнулся приятель — похудеет немного, а то отожрался на княжеских то харчах, как боров стал. Поперек себя шире. Ты давай не тяни, рассказывай чего там на озерах.
— На озерах? А что на озерах? — вновь пожал плечами Корнев — работы много, а работать некому. Если не будет притока мигрантов, задохнемся. Волоки надо строить, остроги для их защиты. В общем, для того, чтобы там закрепиться не меньше тысячи человек до конца года надо туда переселить. Иначе к Миссисипи в этом году выйдем только на уровне разведывательных экспедиций.